Читаем Пряничный домик в черном городе (СИ) полностью

— Очень, — шепчет рядом монстр, от чьего дыхания колыхнулись волосы на моем виске. Поворачиваю голову и вижу его так близко: слегка прикрывшего глаза с остро мерцающими в черных провалах глазниц огнями и, прежде, чем успеваю задать вопрос, меня целуют… Уверенно, напористо со всей страстью давно сдерживаемых эмоций. Пытаюсь отстраниться, но меня перехватывают за затылок, не давая повернуться и валят на землю, выкручивая руки и кусая за губы, пытаясь добиться, чтобы я открыла рот. Стало мучительно больно. Душу словно вывернуло наизнанку, пронзило стрелой, заставило истекать кровью и захлёбываться ей, и я со всем протестом и сопротивлением, на какое была способна, стала отбиваться, пытаясь оттолкнуть Кросса согнутыми коленями, игнорируя боль в затылке от его неосторожного движения и сводящей судороги в ноге. Но Кросс резко отстранился сам, хватаясь за одежду, за которой пульсировала его душа и вскрикивая от собственной мощной волны боли, заваливаясь назад, словно его сильно ранило, корчась на земле, тяжело дыша и кашляя надсадно и хрипло…

Я и сама была ослеплена вспышкой агонии, неясными чертами эмоций и паники, тут же отрезвившей меня не хуже ледяной воды. Было страшно, до леденеющего пульса и стиснутых намертво зубов… Вслед за этим пришло смутное чувство ярости. Чужой ярости, от которой внутри все звенело, трепетало и застилало алеющей дымкой жажды расправы, мешая думать здраво.

Душа болела до сих пор, не прекращая эту жуткую пытку, скручивая всё нутро острой резью, заставляя метаться по земле и тихо поскуливать, хватаясь за ткань толстовки и оттягивая ее, будто она обжигала кожу. Как же больно, больно, больно… Кросс, что ты наделал…

— Нет… Даст… Нет… Зачем ты это… Сделал… Ты же… Нельзя… — почти плачу, отползая от друга, который все ещё тяжело дышал, уставившись в тусклое небо, но уже приходя в себя после краткой для него пытки.

Но отчего-то моя – не прекращалась, скручивая меня, заставляя все тело дрожать и сжиматься в один сплошной напряжённый до судорог комочек, пытаясь угомонить душу, которая едва ли не рассыпалась от боли запретного действия, чужого насилия, в котором я была не виновата, но расплачивалась за двоих. В ушах звенело, глуша собой даже стук собственного сердца, делая его отдаленным, похожим на щёлканье метронома в соседней комнате, как в далёком детстве, когда учили играть на фортепиано…

Рядом слышу мощный гул, как будто от взрыва, сквозь пелену слез вижу отсвет и громкий, почти рычащий крик, пугающий до холода в позвоночнике. Боль медленно отступала, отдавая бразды правления ошалевшему от всего произошедшего разуму, и я с трудом хваталась за реальность, слыша чью-то громкую ругань или звуки ударов: разобрать было трудно. Всё происходящее смешалось в жуткую неразбериху, а алкоголь, хоть и покинул разум, но ощутимо мешал телу, которое все ещё крупно вздрагивало от пережитого мучения.

Внезапно меня перевернули с бока на спину, и надо мной загорелись полыхающие яростью рубины глаз Даста с фиолетовым туманом магии из левой глазницы, и от этой близости и пережитого ужаса меня вновь захлестнула волна паники, заставляя вырываться, что-то невнятно стонать и верить в то, что я окончательно спятила, но чужой тихий голос ворвался в голову, заставляя застыть как добыча перед жертвой.

— Птенчик мой… замри… — монстр надо мной менял выражение ярости на невосполнимое пережитое страдание, которое он тоже только что перенес… — не шевелись.

Его рука скользнула на мою грудину, отчего я вздрогнула, но монстр, в чье реальное присутствие до сих пор с трудом верилось, успокаивающе зашипел, замирая, давая возможность осознать происходящее и мягко надавливая фалангами, запуская шлейф магии к моей душе.

Она прошлась вдоль барьера теплой волной, слегка вжимаясь, прося впустить, однако мне всё ещё было так страшно… Но яркие рубины с искрой бирюзы рядом смотрели доверительно, мягко, просяще, радостно, от осознания, что нашел… Не успел потерять… На таком знакомом лице в капюшоне расцвела несмелая улыбка, перекрывая выражение былой злости и… страха…

Я опустила преграду, впуская в свой кружащийся в смятении омут, который тут же заволокло дымкой прохлады, унимая остатки боли, мягко прижимая ее собой и не позволяя колоть душу жгучими иглами, вырывая из груди вздох облегчения.

— Даст… Ты услышал…

— Ты позвала, малыш…

— Но… Как? Ты ведь здесь не был… — я глубоко вздохнула и попыталась сесть. Даст подхватил меня под спиной, придвигаясь близко и усаживая вплотную к себе.

— Я увидел, где ты, Брай. Почувствовал твою боль из-за этого… недоноска, — Даст хрипло взрыкнул, вновь с трудом сдерживая ярость и фиолетовую дымку магии в волшебном глазу.

— Хах, это сработало…так и думал, — позади нас послышался голос Кросса, и я вздрогнула, выглядывая на друга из-за плеча Даста. И увидев, ужаснулась: по скуле расплывалось синеватое пятно чужого удара, а сам скелет был потрепан и тяжело дышал, сжимая зубы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Генерал в своем лабиринте
Генерал в своем лабиринте

Симон Боливар. Освободитель, величайший из героев войны за независимость, человек-легенда. Властитель, добровольно отказавшийся от власти. Совсем недавно он командовал армиями и повелевал народами и вдруг – отставка… Последние месяцы жизни Боливара – период, о котором историкам почти ничего не известно.Однако под пером величайшего мастера магического реализма легенда превращается в истину, а истина – в миф.Факты – лишь обрамление для истинного сюжета книги.А вполне реальное «последнее путешествие» престарелого Боливара по реке становится странствием из мира живых в мир послесмертный, – странствием по дороге воспоминаний, где генералу предстоит в последний раз свести счеты со всеми, кого он любил или ненавидел в этой жизни…

Габриэль Гарсия Маркес

Магический реализм / Проза прочее / Проза