А вот от этих слов на меня будто холодком пахнуло: именно такие слова я сама слишком часто говорила подозреваемым. Его внешняя расслабленность была ловушкой. Я едва не ахнула — спрятала в кивке отвисший подбородок, и он не заметил.
— Понимаешь, мне, может, понадобится побеседовать с тобой еще раз, как только эксперты закончат осмотр фургона. У них там сегодня полевые работы.
— То есть?
— Они нашли много следов, песок с медью, существенное количество уникальных отпечатков, несколько волос. Можно было подумать, что кровь в фургоне только этого парня, но кто знает. Вдруг и его убийцы.
— Так у тебя на сегодня все? — снова спросила я.
— Почти. Еще один момент. — Он потянулся к столу и взял одну из картонных коробок с тампонами на стержне для взятия мазков на ДНК. — Твои отпечатки пальцев мы взяли из базы Бюро, но образцов твоей ДНК там нет. Поделишься?
— Ох, Макс. — Вот к чему весь его разговор и зачем заманил меня в этот кабинет. И ведь наверняка проверил заранее, есть ли здесь палочки для взятия мазков на ДНК. — У тебя ордер-то есть на это?
— Пока я хотел сохранить это между нами, но если хочешь, чтобы я пошел к судье, сообщил ему твое имя, а заодно, возможно, и резонное основание и получил бумажку, — конечно, я могу это сделать.
Что мне еще оставалось? Я подалась к нему и раскрыла рот, надеясь, что ни кровь и ни один из найденных волос с места преступления не окажутся моими, или если окажутся, то все улики будут испорчены, перемешавшись в одном большом супе неразличимых ДНК. Макс мазнул мою щеку изнутри, затем осторожно поместил палочку в маленькую картонную коробку и закрыл ее. Ручкой он написал на крышке номер, а не мое имя. Я заметила, но промолчала, благодарная ему за эту скромную услугу.
— Ты и я знаем кое-что друг о друге, правда? — сказал он, когда убрал коробочку в карман рубашки.
Максу не было нужды уточнять. Я понимала: он имеет в виду нечто конкретное — спорные обстоятельства дела, когда я застрелила преступника, — и прикидывает, не поймал ли он линчевателя.
— Думаю, да.
— Так вот, эти вещи могут вынуждать нас мыслить по-разному. Есть еще кое-что. То, чего ты обо мне можешь пока не знать. Я многое могу стерпеть, прежде чем потеряю самообладание. Глупость, например. И даже неуважение. Порой люди думают, я оттого всегда спокоен и нетороплив, что вообще никогда не расстраиваюсь. А ты знаешь, что на самом деле жжет мне задницу?
— И что же? — мягко спросила я, стараясь не дать ему вспыхнуть.
— Ощущение, что меня обманывают. Например, если кто-то считает меня недостаточно смышленым, чтобы догадаться, когда меня водят за нос.
Глава 28
Не могла я винить Макса за то, что он подозревал меня в неискренности. И тем не менее продолжала убеждать себя: рассказ о нерешительности, о колебаниях, вылившихся в недонесение, получился правдоподобным. Естественно, он вынужден думать, что раз уж я солгала в одном, значит могу солгать и в другом.
В моем распоряжении оставалось как минимум четыре дня и, возможно, еще немного, пока не будут готовы тесты ДНК, даже если Максу удастся осторожно надавить на кое-какие кнопочки и переставить мой мазок поближе в «общей очереди». Но тогда придется анализировать все следы, чтобы найти совпадения, и, возможно, меня уже не будут принимать в расчет. Но в одном я могла быть уверена: Макс сохранит дружескую любезность, не озвучивая своих подозрений, пока не раздобудет твердых доказательств.
А сейчас мне необходимо было сосредоточиться на другом. Во-первых, выяснить, где жил Песил, и убедиться, что нас ничего не связывает, кроме фото и клипа с новостями, найденных в его машине. Во-вторых, разыскать Коулмен, потому что я начала волноваться за нее. Заодно выяснить, что заставило ее отправить мне зашифрованное сообщение: «Кстати, вы были правы! Отчасти». Права в чем? И если у нее оказалась улика, кому она собиралась предъявить ее, прежде чем Линч сделал свое заявление двадцать четыре часа назад?
От офиса судмедэксперта я проехала пару кварталов до Бюро. Запарковала машину в подземном гараже, чтобы сохранить в ней температуру, пригодную для существования, и поднялась по лестнице на шестой этаж — отчасти тренировки ради, отчасти потому, что не хотела получить сюрприз в лифте. Мейси я сообщила, что хочу встретиться с Моррисоном, и она открыла мне дверь в отдел, не докладывая шефу. Будь на моем месте другой, не проработавший здесь так долго, как я, Мейси бы так никогда не поступила.
Кого-то из попавшихся мне навстречу сотрудников я спросила, где кабинет Коулмен, прошла по коридору и обнаружила его открытым. Никого поблизости не было, и я потратила несколько секунд на внешний осмотр стола и верхнего выдвижного ящика в поисках чего-то типа адресной книжки или даже телефонного номера, нацарапанного на листке блокнота. В процессе я задела компьютер, и на экране появилась заставка. Как типичный офисный работник, она оставила его включенным.