Прибой

— Видно будет, — повторяет мужчина. Он становится рядом со мной и касается рукой тополька, политого коньяком. Дерево похоже на скелет: большая часть веток отмерла, оставшиеся — уже облетели. — По весне распустится — значит, к лучшему.

— Кто вы?

Он улыбается: усы забавно топорщатся в стороны.

— А кто — ты?

— Я…

Он кладет что-то мне в карман куртки и уходит по аллее в сторону стрелки.

— Постойте! — Я хочу его догнать, но не могу двинуться с места. — Подождите! Вы…

— С кем ты разговариваешь? — требовательным тоном спрашивает Костя.

Я растеряно моргаю. Костя стоит рядом и трясет меня за плечо. Когда он успел вернуться? И куда делся…

Рэм с дребезжащим пакетом в руке спешит к нам через улицу. Больше вокруг никого нет. Аллея пуста.

— С кем? — Я обшариваю карман. Сигареты, зажигалка… Что-то плоское и округлое.

Расплющенная монета-сторублевка.

— Как думаешь, Кость, поезда могут давать гудок и двигаться сами по себе? — я протягиваю ему монету.

То, что мы — мы все — упустили из внимания. То, что невозможно. Те, кого не существует.

— Шутишь?! Не может быть. — Костя ошарашенно разглядывает монету у себя на ладони. Кажется, будь он верующим — непременно сейчас перекрестился бы. — Антагонист? В реальности?

— А почему бы и нет? — подошедший Рэм с любопытством смотрит на монету. — Стрелочник или машинист?

— Скорее, второе.

Хлопает дверь: из проходной показывается Иваныч с совком и метлой наперевес. Лицо его не предвещает ничего хорошего, но прежде, чем он успевает устроить нам взбучку, Рэм достает из объемного пакета еще один, в котором тоже что-то звенит.

— Простите, что добавили работы. Вот, возьмите за труды.

Иваныч смотрит в пакет и расплывается в улыбке.

— Ну, спасибо, удружил. Неужто с того раза запомнил?

— Конечно, — сдержанно улыбается в ответ Рэм. Вряд ли он помнит, как мы когда-то пили с охраной и Иванычем, и уж тем более не помнит, что мы пили — поскольку пили мы тогда много. Секрет прост: спросить у продавца предпочтения дворника Иваныча — дело несложное. Но не рассказывать же об этом Иванычу, которому приятней думать иначе?

— Хорошего дня вам. — Рэм на прощание кивает Иванычу и увлекает нас с Костей за собой, назад по аллее.

— Чуть не забыл. Кость, у меня для тебя тоже сюрприз, — он вдруг останавливается, достает из пакета рекламную листовку и вкладывает Косте в свободную руку.

— Что это?

— Кто из нас одноглазый дурень — я или ты?

Костя догадывается перевернуть листовку. На оборотной стороне — номер телефона.

— Я — просто дурень. Так что это?

— То, что ты так хотел узнать, — ухмыляется Рэм. Его стеклянный глаз весело блестит, как и настоящий. — Имя ты угадал. А все остальное — нет.

— Как ты…

— Глюк тесен, а реал и того тесней. Восемнадцать лет. Зовут Таней. Подрабатывает с матерью в магазине по выходным. С друзьями мотаются в глюк полгода. И, кажется, ты ей тоже понравился. Так что звони, не стесняйся. В конце концов, ты ведь у нас ответственный за контакты с проходимцами, верно?

Костя сжимает в одной руке бумажку с телефоном, в другой — расплющенную монету и молчит с видом человека, которого поймали на том, что, пока остальные решали загадки мироздания, у него на уме были одни бабы. Меня разбирает смех.

— Про прибой ты тоже успел узнать? — спрашиваю я у Рэма.

— Что ты слышишь, когда прикладываешь раковину рапана к уху?

— Шум… Е-мое! Так просто?

— Да.

— Пойдемте. А то Вад своего пива уже заждался, — наконец, выходит из ступора Костя.

Заждался, если не откопал в холодильнике мой скудный запас — а он его откопал, если, конечно, Волк с Леной ему не помешали. Но эти двое скорее присоединятся, чем помешают, как и Макс. В некоторых вопросах наша маленькая команда проявляет удивительное единодушие. Так что перед тем, как рассказывать новости, придется убедиться, что все бутылки стоят на столе: одной разбитой бутылки на одну трещину вполне достаточно.

Мы идем по аллее. Ветер шуршит опавшими листьями, колышет ветки тополей. Многие ли из них распустятся по весне?

Что я слышу, когда прикладываю раковину к уху? Шум собственной крови — или шум морских волн?

Прибой. Что он такое? Иллюзия жизни и творчества, самообман — или действительность оборотной стороны… Велика ли разница — и в чем она, эта разница?