Причуда. В 16:50 от Паддингтона. Испытание невиновностью

— Она обеспокоена. Нет, похоже, тут не просто догадка…

Хьюит помолчал.

— И еще есть второй сын, Микки. Он тоже в тот вечер отсутствовал. Он проверял машину, но никого с ним не было. Говорит, что обкатывал ее у Минчинского холма. Приходится верить ему на слово. Но на этой же самой машине он мог подъехать к родительскому дому, совершить убийство и быстренько уехать. Гвенда Воэн упомянула одну подробность, которой не было в ее первоначальных показаниях. Она говорит, что, когда она дошла до угла, с улицы Ред-Лайон завернул автомобиль. На улице, ведущей к дому Аргайлов, четырнадцать домов, автомобиль мог направляться к любому из них, и теперь, когда прошло два года, конечно же никто этого не вспомнит. А вдруг это был автомобиль Микки? Мы ведь не можем исключить подобный вариант.

— Зачем ему было убивать свою приемную мать?

— Вроде бы незачем. Но, возможно, мы чего-то не знаем?

— А кто же может знать?

— Все они. Но нам ничего не скажут. Разве что случайно проговорятся.

— Угадываю ваш дьявольский замысел, — сказал майор Финни. — Кого же вы намерены первым делом взять в оборот?

— Линдстрем, я думаю. Только бы удалось сломить ее сопротивление. Еще очень надеюсь выяснить, не было ли у нее давней обиды на миссис Аргайл. И наконец, этот парализованный малый, — заключил Хьюиш. — Филип Даррант.

— А он-то что?

— Чувствую я, что он составил себе некоторое представление обо всей этой истории. Со мной он, конечно, откровенничать не станет. Но попробую уловить, в каком направлении работает у него мысль. Парень он с головой и, я бы сказал, весьма наблюдательный. Он мог обратить внимание на кое-какие интересные детали.

2

— Давай выйдем, Тина, немного подышим свежим воздухом.

— Подышим? — Тина, запрокинув голову, с сомнением заглянула в лицо Микки. — Холодно ведь, Микки. — Она зябко передернула плечами.

— Мне кажется, ты не любишь свежий воздух, Тина. И поэтому способна целый день торчать в четырех стенах у себя в библиотеке.

Тина улыбнулась.

— Я не против торчать в четырех стенах, когда зима. Тут тепло, уютно.

— Вот я и смотрю — сжалась вся в комок, как котенок у очага. И тем не менее тебе будет полезно немного прогуляться. Пошли, Тина. Я хочу поговорить с тобой. Я хочу… Господи, вздохнуть поглубже и отвлечься от всей этой истории, которую полиция снова вытащила на свет!

Тина плавным, лениво-грациозным движением поднялась со стула — она действительно была похожа на изящную кошечку.

В вестибюле она закуталась в твидовое пальто с меховым воротником, и они вышли на улицу.

— А ты, Микки, даже без пальто?

— Да. Я вообще не чувствую холода.

— Брррр! — Тина поежилась. — Как мне не нравится здесь зимой! Я бы уехала за границу. Хорошо бы очутиться где-нибудь, где всегда светит солнце и чтобы воздух был влажным, мягким и теплым.

— Мне предложили работу в Персидском заливе, — сказал Микки. — В одной нефтяной компании. Начальником автотранспортного отдела.

— Поедешь?

— Наверно нет… Какой смысл?

Они обогнули дом и пошли по тропе, которая вилась среди деревьев и в конце концов спускалась к реке. Над обрывом на полпути стояла небольшая беседка со скамьей. Не садясь, они просто остановились под ее прикрытием, чтобы спрятаться от ветра, и стали смотреть сверху на реку.

— Красиво тут, верно? — сказал Микки.

— Да, пожалуй, — отозвалась она, но взгляд ее выражал безразличие.

— Но точно сказать ты не можешь, да? — ласково упрекнул ее Микки. — Ты не умеешь чувствовать красоту, Тина, и никогда не умела.

— Ты раньше никогда этим не восхищался, хотя мы прожили здесь столько лет. Ты все время ходил хмурый, тосковал, хотел обратно в Лондон.

— Это другое дело, — покачал головой Микки. — Просто я был здесь чужим.

— Вот именно, — сказала Тина. — Ты всюду чужой.

— Я всюду чужой, — задумчиво повторил Микки. — Должно быть, так оно и есть. Господи, Тина, какая страшная мысль. Помнишь ту старую песню, что пела нам Кирстен? Про голубку:

Девица моя милая…Голубка моя белокрылая…

Вспомнила?

Тина замотала головой.

— Может, она тебе и пела, а я… нет, не помню.

Микки продолжал, то ли декламируя, то ли напевая:

— Девица моя милая,Голубка моя белокрылая,Мы уходим в дальнее плаванье,И назад мы уже не придем.Не найти мне нигде тихой гавани —Только в любящем сердце твоем.

Он заглянул Тине в глаза.

— Так оно, похоже, и есть.

Тина положила маленькую ладонь ему на локоть.

— Давай посидим тут немного, Микки. Тут не чувствуется ветра и не так холодно.

Он подчинился.

— Ну почему ты всегда такой грустный? — спросила она.

— Эх, моя милая, разве тебе понять?

— Я многое понимаю. — Тина покачала головой. — Неужели ты не можешь о ней забыть, Микки?

— Забыть? О ком?

— О матери.

— Забыть о ней! — с горечью повторил Микки. — Поди попробуй забыть после таких расспросов, как сегодня утром. Когда человека убили, он не дает о себе забыть.

— Я не про то, — сказала Тина. — Я имела в виду твою родную мать.