Причуда. В 16:50 от Паддингтона. Испытание невиновностью

— Это смешно, Полли. Я не знал, что ты такая ревнивая.

— Ты ничего про меня не знаешь.

Он хотел было возразить, но промолчал. Ему пришло в голову, что, пожалуй, он и вправду знает про Мэри не так уж много.

Она сказала:

— Я хочу, чтобы ты был мой, и только мой. И чтобы в мире никого не было, кроме тебя и меня.

— Нам скоро бы стало не о чем разговаривать, Полли.

Он проговорил это шутливым тоном, но ему было не по себе. Сияние утреннего солнца вдруг померкло.

Мэри продолжала:

— Давай уедем домой, Филип! Очень тебя прошу!

— Скоро, скоро уедем, но только не сейчас. Дела продвигаются. Как я уже сказал, к чаю приедет Тина, — добавил он, надеясь направить ее мысли по другому руслу: — Я многого жду от Тины.

— В каком смысле?

— Тина что-то знает.

— Про убийство, что ли?

— Да.

— Откуда ей знать? Ее же здесь вообще не было в тот вечер.

— Я теперь уже в этом не уверен. Знаешь, возможно, она была. Удивительно, как помогают всякие мелочи, которые вдруг выясняются. Миссис Нэрракотт, приходящая прислуга, рослая такая, рассказала мне одну вещь…

— Ну, о чем она могла рассказать?

— О слухах, которые ходят в деревне. Эрни, нет, кажется, Сирил, сынишка миссис… не помню, как ее… был с мамашей в полицейском участке, поскольку он что-то такое видел вечером того дня, когда была убита миссис Аргайл.

— Так что же он видел?

— Н-ну, тут миссис Нэрракотт ничего определенного сообщить пока не смогла. Не выведала еще у мамаши этого Сирила. Но нетрудно догадаться, правда, Полли? Мальчишка вышел погулять, следовательно, увидел он что-то на улице. И значит, одно из двух: он видел либо Микки, либо Тину. Я лично думаю, что это приезжала Тина.

— Она бы сказала об этом.

— Необязательно. Видно за версту, что она что-то знает, но не хочет рассказывать. Допустим, она приехала в тот вечер. И вот она входит в дом и видит, что ваша мать убита.

— А потом уезжает, ни слова не сказав? Глупости.

— У нее могли быть на то свои причины. Возможно, она что-то увидела или услышала — и догадалась, кто убийца.

— Она не особенно любила Жако. Я уверена, что она не стала бы его покрывать.

— Значит, под ее подозрение попал кто-то другой. А позже, когда Жако арестовали, она решила, что все-таки ошиблась, и поняла, что ей совсем не нужно было заявлять, что в тот вечер она вообще не выходила из своего дома. Но изменить показания, естественно, уже не могла. Теперь-то, конечно, совсем иная ситуация.

Мэри раздраженно возразила:

— Хватит фантазировать, Филип. Придумываешь бог весть что, совершенно невозможные вещи.

— Вполне возможные, уверяю тебя. И я постараюсь, чтобы Тина рассказала мне, что же она такое знает.

— Да ничего она не знает. Неужели ты думаешь, что ей и в самом деле известен убийца?

— Ну этого я утверждать не стану. Просто она что-то невольно увидела или услышала. И я намерен выяснить, что именно.

— Так она тебе и расскажет.

— Она действительно очень скрытная. И на личике у нее ничего не прочтешь. Но лгать она не умеет, до тебя, например, ей далеко. Буду действовать так: выскажу свою догадку, но в форме вопроса. Чтобы она могла ответить только «да» или «нет». И знаешь, что из этого может получиться? Одно из трех. Она скажет «да», и тогда все станет ясно. Она скажет «нет», но, так как лгать она не умеет, я сразу пойму по ее лицу, правду она говорит или нет. Или же она вообще откажется отвечать и состроит непроницаемую мину, — а это, Полли, будет все равно что «да». Ну, согласись, что это может дать требуемый результат!

— Фил, умоляю тебя, выбрось ты это из головы! Не нужно все это ворошить! И вся эта история постепенно забудется.

— Нет-нет. Нам необходима ясность. Иначе Эстер все время придется оттаскивать от открытых окон, а Кирсти лечить от нервных срывов. Лео, тот вообще уже превратился в ледяной сталактит[257]. А бедняжка Гвенда собирается наняться на работу в Родезию[258]

.

— Какое нам до них дело?

— Главное — чтобы нам было хорошо, а на остальных наплевать, — ты это хочешь сказать? — Лицо Филипа потемнело. Мэри испугалась. Она никогда еще не видела мужа таким рассерженным.

— С какой стати я должна волноваться о других? — тем не менее с вызовом спросила она.

— Тебе нет ни до кого дела, правда?

— Не пойму, о чем ты.

Филип горько вздохнул и отпихнул от себя поднос с завтраком.

— Унеси это. Я ничего больше не хочу.

— Но, Филип…

Он раздраженно взмахнул рукой. Мэри подхватила поднос и вышла из комнаты. Филип подкатил свое кресло к письменному столику и взял ручку, но потом загляделся в окно. На сердце ему вдруг легла какая-то тяжесть. От радостного возбуждения не осталось и следа. Он почувствовал смутную тревогу. Но потом, все-таки взяв себя в руки, торопливо исписал две страницы и в раздумье откинулся на спинку кресла.

…Да-да, это вполне возможно. Вполне… Но все же полной уверенности не было. На верном ли он пути? Трудно сказать. Мотив. Вот чего ему недоставало, черт возьми. Должен, должен быть еще какой-то неизвестный ему фактор! Но где?