Причуды многоликого эроса

ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕ

Любовь-влюбленность, эрос, который шире любви между мужчиной и женщиной, есть любовь восходящая. Влюбленность есть притяжение вверх, восхищение, она доходит до творческого экстаза. Любовь эротическая всегда предполагает ущербность, неполноту, тоску по восполнении, притяжение, что может обогатить. Эрос – демон, и человек бывает одержим им... Эротическая любовь, не знающая жалости и милосердия, приобретает демониакальный характер и терзает человека.

Н. Бердяев. „О рабстве и свободе человека“

Узнав, что пленник уже инок, искусительница запылала злобой, велела ежедневно бить его палками и, наконец, – сделать евнухом, так что страдалец, истекая кровью, едва остался жив; а Болеслав в угоду неистовой женщине выгнал всех черноризцев из своих владений. Суд Божий не замедлил покарать нечестие и неправду: Болеслав умер внезапно; поднялся мятеж в земле ляхов, много панов было избито народом, и в их числе погибла и та нечестивая полька, которая мучила целомудренного Моисея. Это было около 1027-го года».

Заслуги святого мученика перед церковью, однако, этим не исчерпываются, ибо «за великую победу над нечистой страстью Господь дал ему власть врачевать эту страсть и в других. Один брат, мучимый волнением плоти, пришел к преподобному Моисею и просил у него помощи. „Во всю жизнь не говори ни с одной женщиной“, – сказал мученик целомудрия и коснулся тела брата своего посохом, без которого не мог ходить от прежних терзаний: нечистая страсть утихла, и брат освободился от искушения».

Вдохновившись примером многострадального Моисея Угрина, многие «богомудрые мужи» стяжали себе бессмертную славу на тяжком поприще борьбы с плотской похотью. Так, достославную победу над ней одержал преподобный Иоанн Богоугодник (XII век). Как пишет тот же М.В. Толстой, он с самой юности много страдал, «мучимый похотью плоти», и всячески старался избавиться от этого недуга: он три года усердно постился, мог не есть и не пить ничего целыми неделями, носил вериги, но ничего не помогало. Тогда он поселился «в скорбной и тесной пещере», где и провел тридцать лет, но страсти продолжали обуревать его. Вконец отчаявшись, Иоанн «выкопал себе яму по плечи; при наступлении великого поста влез в нее и своими руками засыпал себя землей» так, что свободными у него остались только руки и голова. В таком положении этот аскет провел довольно много времени.

У него начались видения: ему являлся «враг спасения» в виде «страшного змея, который хотел пожрать его, дыша пламенем и осыпая искрами». Наконец, Господь сжалился над страдальцем и велел молиться Моисею Угрину. Иоанн последовал совету всемилостивого Бога, и только тогда искушения перестали терзать святого. Как говорится, хотите – верьте, хотите – нет...

Однако в дальнейшем русские монахи зачастую не слишком утруждали себя борьбой с плотскими искушениями. Среди вопросов, поставленных Иваном Грозным на обсуждение перед участниками Стоглавого Собора в 1551 году, были и те, которые касались несоответствия жизни монахов и монастырских властей уставу: например, о запрещении монахам и монахиням жить в одном монастыре. Из этого факта можно сделать вывод о нравах «благочестивых иноков» того времени. Тот же процесс духовного разложения происходил и на Западе (образ распутного монаха стал хрестоматийным). Там упадок церкви привел к Реформации, в России – к возникновению многочисленных сект, внесших существенный вклад в дело борьбы с чувственностью (сектантство – явление, характерное не только для нашей страны, но, пожалуй, нигде оно не носило такого массового характера).

Важное место в идеологии многих сект занимает проповедь аскетизма. Это было заметно уже на самом раннем этапе развития европейского сектантства. Так, например, катары, приверженцы одной из ересей XII века, не признавали институт брака божественным (о связях вне брака тем более речи быть не могло). Они не отвергали супружество окончательно лишь из снисхождения к человеческим слабостям. Кроме того, катары делились на просто «верующих» и «совершенных». Последние соблюдали так называемое «consolamentum» – обязательство отречься от имущества, от семейных и родственных уз.

Похожие ценностные установки характеризуют и российские секты. В так называемых «Двенадцати заповедях», составленных Данилой Филипповичем, основателем секты хлыстов, запрещается иметь семью (и, соответственно, вообще вести какую бы то ни было личную жизнь).