Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян (ЛП)

— Нуу, — сказал один из студентов, по виду — их атаман. — Древности. Старинная пещера, или я там знаю, что…

— И на кой хрен мне, — спросил я, — древняя пещера. Любая пещера уже сама по себе древняя.

— Как хочешь, — пожал атаман плечами. — Но там древние пиктограммы имеются, и вообще.

— А вы как, — хотелось мне знать, — сотрудники заповедника? Музея? Или кто там вашей пещерой занимается?

— Не-е, — отрицательно покачал головой предводитель, — мы студенты экономики из Симферополя.

При этих словах все остальные салютовали мне пивными бутылками.

— Ну как, коллега, — сказал студенческий лидер, — всего пять гривен. На пиво.

— Так, может, я вам покажу пещеру, — пожал плечами уже я. — За четыре гривны. Точно так же могу.

— А, пиздуй, — ответил атаман и направился в сторону студенческой братии, развалившейся в тени палатки.

— Ладно, — бросил я, удивляя самого себя. Атаман стоял и выжидающе глядел. — Покажите свои пиктограммы.

Я дал предводителю пятерку. Тот взял и повел меня за палатку. И правда, в скале имелась дыра.

— Влезай, — сказал студент.

— За тобой, — буркнул я, представляя себе трупы туристов, заполняющие старинную пещеру от сталактитов до сталагмитов. Атаман холодно глянул на меня, но влез, предварительно включив фонарик, который вытащил из кармана на шортах.

Пещера была как пещера. Ничего особенного я не замечал.

— Ну и? — спросил я у предводителя.

— А ничего, — ответил тот. — Древняя пещера, ты чего хотел?

— Ну, бля, старик, — взмахнул я рукой, — так что тут было, я не знаю, кто тут жил? Готы? Тавры? Или, бля, скифы?

— Готы, тавры и скифы вместе, — распалился тот. — Мне откуда, бля, знать? Я экономику изучаю, а не археологию. Индиана Джонс, блин, мне нашелся.

— Ну ладно, — уже разочарованно бросил я. — А где же эти пиктограммы?

— А, пиктограммы, — обрадовался атаман. — Вот, пожалуйста, имеются.

Он направил луч фонарика на потолок. В световом пятне я увидел коряво закопченные пламенем свечки знаки, которые в чем-то походили на руны очень пьяных викингов. В самом конце копченого ряда псевдо-рун гордо красовался признанный во всем мире графический знак мужского члена.

Москвички, ростовчанки, харьковчанки и другие дамочки в своих шпильках скакали по камням Чуфут-Кале что твои козочки. В объективы они выпячивали свои прелести, как будто бы каждая из них была порно-актрисой. Их мужчинки были по-гангстерски сдержанными и экономны в движениях. Понты есть понты. Я же ходил по этому скальному городу и просто балдел, потому что он был просто красивым. Кто бы там его не строил, вкус у них имелся. Перед караимской кенасой[123] стояла старая, потрескавшаяся мраморная плита. В тексте восхвалялся добрый царь Александр. Над кириллицей в завитушках виднелся двуглавый орел, усеянный гербами земель Империи. Польский орел присел на левом крыле двуглавого.

Бахчисарай. Ханский дворец.

А это большая (!) кенаса в Чуфут-Кале. Без девиц на шпильках.

— Это про нашего царя, — шепнула молоденькая мамаша в шпильках пацану лет десяти, которого держала за руку, — про царя Александра. Запомни.

Первый раз я услыхал, как кто-то говорит о царе «наш», и меня ужасно удивляло, насколько все это инстинктивно, естественно и невинно.

Возвращался я ночью, пьяный. Встретил каких-то поляков, и вместе мы ужрались в татарской пивнухе неподалеку от выезда на Севастополь. Ребята были из Гданьска, сюда приехали полазить по горам.

А потом я возвращался. Света не было. Луны не было. Видать не было ничего. Совершенно. Шел я по памяти. Иногда лишь маячили группки черных сидящих на корточках силуэтов. В такие — как эта — ночи я понимал, почему ночь пробуждала в людях такой страх. Почему они населяли неведомое чудовищами. Я шел сквозь черное ничто, сквозь космос — ведь этот мрак был частью мрака Космоса, от Бахчисарая до Альфы Центавра, Андромеды и дальше, и дальше, до самого конца Вселенной, за горизонт событий. И я понимал, что ничто никак не белое. Что этот долбаный листок бумаги нас всегда обманывал[124].

На следующий день, что удивительно, похмелья не было. Я попрощался с Николаем, кацапом и хахлачкой, после чего попилил на вокзал. Через окна электрички я глядел на то, как пейзаж превращается в средиземноморский. Итальянский. Оливково-зеленые не крутые холмы. Пинии. Это была Италия, но Италия советская. Постсоветская. То была Италия, застроенная жилмассивами из панелей и пустотелого кирпича. Альтернативная история во всем диапазонею Мы подъезжали к Севастополю.

В военном порту ржавел советский флот. Я осматривал его вместе с Хайке, немкой из Кёльна, которая планировала брести с рюкзаком за спиной из Германии до самого Владивостока. Ее я встретил на вокзале, где она безрезультатно пыталась разузнать дорогу до центра. Русского языка она не знала, а по-английски не говорил. И мы решили осмотреть город самостоятельно.