Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян

Вообще-то, все они были достаточно странным сборищем. Томек Раз, к примеру, как я успел узнать во время поездки, был членом наблюдательного совета одного из краковских интернет-порталов. Томек Два был бухгалтером. У Анджея была своя туристическая фирма, Мачек же был владельцем клуба на Казимеже.

В общем, народ с бабками.

— А ты чего? — спросил Миша. — Тоже захотел дикаво востока?

— И сейчас, и всегда, только не так, как они, — ответил я, указывая подбородком на приведенных Гавраном[165] людей с баблом. — Статью пишу.

Миша вопросительно глянул на Гаврана. Тот кивнул.

— Спокуха, — пояснил он. — Лукаш только посмотрит, чего и как. У нас договор. Если удастся описать так, чтобы получилась реклама, он опишет. Если же нет, тогда просто ничего не напишет. Это мой дружбан, мы с детства знакомы.

— С детства — не с детства, — сомневался Миша. Для чуть ли не двухметрового амбала с морщинистым лицом, каким он был, голос у него был удивительно ласковый, — но вот то, что мы здесь делаем — как это сказать — оно немного незаконное.

— А к нему никто серьезно и не относится, — хлопнул Гавран меня по спине еще до того, как я успел что-либо ответить, — потому что пишет неправду. Поверь мне, Миша.

— Тогда зачем он с нами?

— Потому что те его враки много людей читает, и некоторые считают, что, как бы там ни было, в них имеется зерно правды, вот они то зерно и ищут. И таким вот образом выйдут на нас.

Миша пожал плечами, и выглядело это так, будто бы гора пожал холмиками.

— Делай, как считаешь, — ответил он, — дело твое. — Ну что, — обратился он в сторону Томеков, Анджея и Маека, — начинаем, или как?

Его газик был припаркован в нескольких метрах дальше, в улочке между одноэтажными домиками. Поляки с любопытством разглядывались по сторонам и обменивались наблюдениями. Анджей считал, что здесь точно так же, как и в Польше, и что он особых различий не замечает. Томек Раз говорил, что все же чувствует, в воздухе висит что-то не такое. Томек Два конкретизировал его мысль, заявляя, что здесь как-то более «борчуховато»[166]. Мачек же болтал о «туранской культуре» и сделал мобилкой фотку купола у церквушки, мимо которой проезжали.

На капоте газика Миша разложил салфетку, на которую поставил бутылку перцовки и порезанное кусочками сало. Пока что все это не слишком-то отличалось от экскурсий, которые англичанам в Кракове предлагают наиболее хитрожопые поляки. Бутылка, pub crawl[167]

и бордель под конец. Мне было интересно, приготовил ли Гавран бордель на сегодня.

Потому что бизнес, которым занимался Гавран с Мишей, заключался в очень простой вещи: взять несколько нафаршированных бабками и жаждающих экзотики поляков на уик-энд в Украину и показать им «хардкоровый восток».

Пошла первая бутылка, потом и вторая. Миша рассказывал анекдоты. Рассказывать он их умел, так что было неплохо. Я и сам смеялся. Смеялся даже Мачек, с которым — как мне казалось — у Миши будет больше всего хлопот. Дело в том, что Мачек был глуповатым умником и все знал лучше всех. Только Миша справлялся и Мачека делал как младенца. Словно пластилин лепил.

После водки Миша сунул руку в карман и вытащил черную табакерку с дозатором. Он открутил зеркало от газика, положил его на капоте и просыпал на него из табакерки семь дорожек белого. Поляки рассмеялись, Мачек даже в ладоши захлопал.

— А чего это? — спросил Томек Два.

— Кокошка, старая, хорошая, — ответил Миша. — Спокуха, если не хочешь кокошки — никто не заставляет.

— Хочу, хочу, — замахал руками Томек Два. — Нет, я только так спросил.

— Кто спрашивает, не блуждает, — философски заметил на это Миша. — Даёшь, друг, — и сунул ему в пальцы свернутую трубочкой стогривневую купюру.

Лично я был в очереди третьим. В нос ударило, закрутило и стекло куда-то в нижнюю часть горла; я глотнул — горько.

Анджей разболтался.

— А полиция не придет? — спросил он.

— Я сам, — ответил Миша, вытаскивая удостоверение из кармана, — милиция.

Все замерли, застыв от страха и склонившись над зеркальцем. Панические взгляды были устремлены на Гаврана, который как раз вытирал нос. Тот усмехнулся.

— Успокойтесь, — сказал он, хлопая Мишу по плечу. — Это же хорошо, что органы с нами, разве нет?

Миша оскалил зубища. Парочка из них была из золота.

Народ с бабками вернулся в радостному нюханию.

Я сунул в рот сигарету и начал хлопать по карманам в поисках огня. Гавран подставил мне «зиппо».

— Настоящее? — тихо спросил я, указывая подбородком на карман Миши, в который тот только что спрятал удостоверение.

— Честно говоря — не знаю, — весело буркнул Гавран, — меня он тоже застал врасплох.

Тем временем Миша рассказывал людям с деньгами какие-то невообразимые байки про Шегини. Что-то там о контрабандистах; о том, что все новые дома в селе поставлены за деньги, которые заработаны за границей, а это незаконно. Что-то бухтел о перестрелках, о мухлеже, о подкупе. Я и сам, — гордо заявлял Миша, — на деньги от взяток дом себе поставил.

— А он хорош, — шепнул я Гаврану, ведь признаться в этом должен был.

— Ну, — кивнул тот.