Приди и помоги. Мстислав Удалой

Кучка всадников под знаменами подъехала к густым дебрям, сблизившись с посольством. О чем они там разговаривали, конечно, не было возможности разобрать, но разговор получился коротким: приветствие, вопрос и незамедлительный ответ. Мстиславу Мстиславичу и так все стало понятно. Он увидел, как князья под своими стягами снова поднимаются в гору, пробираясь между рядами воинов, а трое послов, круто развернувшись, во весь опор скачут обратно. Тишина, нависшая над долиной, опять огласилась обидными криками суздальцев.

— Не хотят они, княже, — сообщил, вернувшись, Власий. — Ничего не хотят — ни миром расходиться, ни с горы слезть. Вы, говорят, всю нашу землю прошли, так неужто этих зарослей не перейдете? Там, княже, наплетено у них — страсть. Целый лес. И колья торчат острые — коням не пройти.

— Ты хорошо смотрел? А перескочить нельзя? — спросил Мстислав Мстиславич.

— Нельзя. Широко. Пеший перелезет, а коню только брюхо пороть, — с сожалением ответил Власий.

— Всю ночь работали, — понимающе произнес князь. И вдруг, приподнявшись в седле, погрозил кулаком в сторону неприятеля: — Ладно! Все равно выманю вас!

Предпринять можно было только одно, самое простое, — выслать к вражеской горе отряд добровольцев, которые дразнили бы противника и вызывали его на бой в поле. Подобрать таких, у которых язык хорошо подвешен и много бранных слов в запасе. Найдется среди суздальцев много вспыльчивых и обидчивых — перед бранью и насмешками устоять не смогут, выйдут за дебри. Мстиславовы молодцы их встретят, да надо, чтоб побили непременно. Это еще кого-нибудь разозлит. Дальше — больше. Глядишь — и завяжется настоящий бой.

Мстислав Мстиславич хоть и был раздосадован тем, что Георгий и Ярослав отсиживаются на укрепленном холме, да еще имея перевес в силах, но в душе не мог не отметить, что именно его воинская слава заставляет врагов остерегаться. А может быть, они не слишком уверены в своих людях?

День еще только начинался. Погода не улучшилась — все так же было ветрено, и промокшему за ночь воинству приходилось несладко, поэтому пока решено было разводить огонь, греться, отдыхать и вообще устраиваться. Выкликнули добровольцев — кому предстояло начинать. Таких набралось немало, в основном это была молодежь, для которой греться в драке было предпочтительнее, чем возле костра. Но отряд не должен был быть слишком многочисленным, и Мстислав Мстиславич лично отобрал два десятка человек. В основном — псковичей и смолян.

Никита опять попросился в дело. И князь, подумав, его отпустил — пусть разомнется.

В этом отряде, наспех сколоченном, Никита никого не знал по имени — только некоторых в лицо. Знакомиться было некогда. На него посматривали с уважением: ишь ты, самого князя Удалого мечник, наверное, тоже славный витязь. И как-то само собой получилось, что Никита оказался во главе отряда и, стало быть, начальником его. Воинство у него подобралось неплохое — парни рослые, в ладно сидящих бронях, хорошо вооруженные. У половины даже тяжелые копья с собой были — для пущей важности и для того, чтобы противник понял, что они намерены нападать. Странное чувство испытывал Никита, приближаясь к горе, на которой стояла свистящая и улюлюкающая суздальская рать, — словно он опять покинул родной дом и для возвращения туда придется проделать долгий и опасный путь. В его жизни все это уже было. Вернется ли он домой на этот раз?

Так и не удалось ему узнать, что случилось с его семьей. Нашел одного очевидца, который своими глазами видел, как люди Мирошкиничей грабили дядино подворье, но о том, куда делся сам дядя Михаил и его домочадцы, ничего поведать не мог. Никита все же хотел верить — живы они, только из Новгорода пришлось им уйти. Та мертвая старуха, что лежала, обглоданная, на полу конюховой избушки — она была никто, просто голодная нищенка, что в поисках милостыни зашла, присела на лавку дожидаться хозяев, да смерть ее сморила. Или она жила там, пользуясь тем, что некому ее прогнать. Во всяком случае Никита, как ни рассматривал труп, не узнал в нем никого знакомого.

Будь прокляты эти суздальские и владимирские Всеволодовичи! С них все и началось. По непонятным причинам они, как только добирались до Новгорода, тут же начинали творить над ним насилие, жестокое и бессмысленное. Между прочим, все они сейчас находились совсем рядом — рукой подать. Отряд во главе с Никитой все ближе подходил к укрепленному холму.

Никита остановился и поднял руку, чтобы все остановились тоже. Оттуда могли забросать стрелами и, кстати, усиленно к этому готовились: несколько лучников вышли вперед, отворяли тулы, вытягивали из них длинные светлые стрелы и неторопливо, прилаживаясь, устраивали их на луках. Сразу стало тише — теперь все, кто орал навстречу отряду, затихли, словно охотники, боясь спугнуть редкую дичь. Можно было начинать ругаться — услышат. Никита начал первым.

— Эй, караси! — стараясь утончить голос пообиднее, закричал он. — Чего в тину спрятались? Вылезайте, на воле вместе поплаваем!