Приди и виждь

Криспу стало так жаль этого юношу, что все правила придворного этикета вдруг вылетели у него из головы, и он, называя цезаря по имени, с самой искренней теплотой ответил:

— Конечно, Геренний! Мы ведь — уже с тобою друзья!

Это еще больше понравилось цезарю, и он, тайком от отца, с неожиданной для его болезненного вида силой, пожал Криспу руку.

… Марцелл, узнав, что его зовет к себе император, страшно разволновался.

— Ты ничего не перепутал? Это такая честь… Я ни разу не удостаивался подобного… А может, он недоволен моей службой?

— Что ты, отец! — попытался успокоить его Крисп, но тот с испугом взглянул на него:

— Надеюсь, ты ни словом не обмолвился о своей…

Крисп сразу понял, что Марцелл хотел сказать «вере», но побоялся произнести это слово здесь вслух.

— Н-нет, отец… отрицательно покачал он головой, и, когда Марцелл ушел, несколько мгновений рассеянно озирался вокруг, словно силясь понять, где он, как тут оказался, и что это с ним…

Но это продолжалось лишь считанные мгновения. Посеянные отцом семена быстро заглушили колосившееся уже золотом поле, которое так старательно возделывал в его сердце отец Нектарий…

Ловя на себе завистливые взгляды, слыша льстивые голоса, прознавших о его возвышении, вельмож, он гордо огляделся и выпрямил спину, как это подобает другу и помощнику цезаря, как знать, через несколько лет, может, и самого императора!

В мечтах о будущем, он возносился все выше и выше… Сенаторская тога, массивный наградной браслет, золоченый шлем легата, всё уже было на нем…

И когда он увидел себя, как Валериана, с маленьким золотым мечом префекта претория на шее, вдруг послышалось имя, от которого все его видения рассеялись, словно утренний туман… растаяли, как мираж в пустыне!

Оно было сказано возлежавшим на соседнем ложе человеком шепотом, но прозвучало для него громче грома…

«Христос»!..

Крисп вздрогнул, прислушался и, несмотря на то, что вокруг гремела музыка, и что-то кричали захмелевшие люди, еще отчетливее услышал:

«Христос!!»

Снова прислушался, и опять прозвучало:

«Христос!!!»

Возлежащие перед соседним столиком сенатор и всадник говорили о том, что еще вчера было для него роднее и важней всего на свете: о Господе Иисусе Христе, о тайном эдикте Деция и предстоящих в неминуемо близком будущем гонениях — пытках и казнях. Оба они были готовы исповедовать Христа до конца и укрепляли в этом друг друга.

«Так вот что мне не давало покоя там, в порту!» — ахнул про себя Крисп.

И понял, что он потерял.

И вспомнил всё.

Он достал подаренную отцом монету и какое-то время смотрел то на золотой профиль, то на живого императора, который, поймав его взгляд, узнавающе улыбнулся ему…

Крисп опустил голову и едва не бросил на пол монету с изображением того, кто обрекал своим эдиктом его собратьев по вере на неслыханные муки и смерть. Только то, что отец Нектарий приучил его с уважением относиться к властям, удержало его от этого…

«Господи, что я наделал! — мысленно простонал он. — Солгав, я лишился Твоей благодати! Скорее к отцу Нектарию, на исповедь… скорей снять оковы греха, разделившего меня с Тобою!..»

Даже на корабле он не ждал встречи с отцом Нектарием так, как жаждал её сейчас.

Лицо его горело. Руки были холодны, как лед…

Вернувшийся с золотой наградной цепью на шее Марцелл, на радостях, сразу и не заметил перемены, которая произошла в его сыне.

— Поздравляю! Счастье-то… счастье какое!.. А ты не хотел ехать… Мой сын — друг и помощник цезаря! Да мог ли я когда-нибудь даже мечтать об этом?

Крисп оторвал ладони от щек и умоляюще взглянул на него:

— Отец, — попросил он. — Давай уйдем отсюда? Мне… плохо!

Ему, и правда, было нехорошо.

Марцелл с тревогой посмотрел на сына и неожиданно быстро согласился:

— Да-да, конечно, это от радости… так иногда бывает… Да и на сцене сейчас начнется такое, что неприлично смотреть в твоих летах. Вон и цезарь… твой друг… тоже собирается уходить. Только я должен сообщить об этом распорядителю пира!

Крисп с трудом дождался возвращения отца и, только чтобы не подвести его (а то бы он побежал!), стараясь идти, как можно сдержаннее, направился вон из ненавистной теперь ему залы…

4. «Нет, отец, нет!» — в испуге воскликнул Крисп…

Марцелл и Крисп ехали в роскошной повозке по улицам Афин из центра, по направлению к порту.

Марцелл был счастлив.

— Даже в самом прекрасном сне я не смог бы увидеть то, что произошло сегодня наяву! — не уставая, повторял он. — Мой сын будет жить во дворце и находиться в ближайшем окружении цезаря, а значит, и императора!

Крисп, напротив, был молчалив и подавлен. Всего полчаса назад он и сам был, как казалось ему тогда, счастливейшим человеком. А теперь не было на земле человека несчастней его!

С моря дул не по-летнему холодный, влажный ветер, нагнавший на город низкие, мрачные облака. Шел мелкий, колючий дождь. Эта резко изменившаяся погода была как раз под стать его настроению.

Колеса повозки стучали по тем самым камням, по которым ходили когда-то великие эллины.