«Во французском войске XVI века были смешаны элементы самого разного рода. Только в чрезвычайных случаях, да и тогда без особенной военной пользы и без особого успеха, к оружию призывали весь состав ленного дворянства. Старинное ленное войско, по сути дела, перестало существовать. Дворяне же, способные к военной службе, включались в роты тяжелой кавалерии, ордонансные роты, которые объединяли под общим именем жандармерии: жандармы сами обеспечивали лошадей и дорогую амуницию; менее состоятельные приписывались к этим ротам в качестве конных стрелков… В мощной кавалерийской атаке, но также и в личной, индивидуальной помощи эти люди, отличавшиеся честью и выучкой, были для генералов незаменимы. Но сам этот род войск уже не имел будущего. Будучи строго отделена от этой тяжелой рыцарской кавалерии и значительно ниже ее рангом, развивалась легкая кавалерия, опирающаяся все в большей и большей степени на владение современным стрелковым оружием… Вся организация войска основывалась на выплате жалования».
В неустойчивом балансе сил между массой служащего в армии дворянства и монархами равновесие смещается в пользу последних также и в сфере военного дела. Растущий приток денежных средств позволяет королям нанимать войска для ведения войн. Военачальники, являющиеся в то же время предпринимателями, вооружают армии, рекрутируемые из низших слоев общества. Вместо раздачи земельных угодий, ленов, которые на прежних, менее монетаризованных и коммерциализованных фазах общественного развития составляли плазу за военную службу, господствующей формой вознаграждения теперь все больше становится оплата наличной монетой, жалованье наемника. Монархи нанимают на службу наемников, или
Войска, рекрутировавшиеся из высших слоев общества, уступили первенство войскам, основная масса которых рекрутировалась из низших слоев, не в последнюю очередь благодаря развитию стрелкового оружия. И прежние виды стрелкового оружия, например арбалеты, традиционно были оружием войск, состоящих из крестьян и иных незнатных сословий. В битвах рыцарских армий они играли роль вспомогательных войск, в том числе и потому, что латы всадников и лошадей ограничивали эффективность их стрельбы. Развитие огнестрельного оружия, против которого не защищала железная броня на людях и животных, также способствовало снижению общественной значимости старого военного дворянства. Развитие государств, позволившее монархам перейти к ведению войн с помощью оплачиваемых наемных армий, и развитие огнестрельного оружия для пехоты взаимно способствовали друг другу.
Проблемы перехода от одного распределения власти, от одного баланса сил к другому многообразны. Еще несколько примеров помогут сделать картину несколько более полной. Раздача королями земель при натуральном хозяйстве и раздача ими денежных рент при денежном хозяйстве создавали основу для весьма различного рода отношений. Первая даже пространственно удаляла наделенных ленами лиц от короля. Пока кредитооборот был еще мало развит, было отнюдь не легко прокормить себя длительное время вдалеке от своей земли. Даже посреди походов и в тех битвах, которые привели к победе Генриха IV, дворяне, если не приходилось ожидать победы и добычи, очень скоро снова удалялись из армии и возвращались домой[147]
.Но деньги, которые мог раздавать король, часто позволяли, а довольно часто и принуждали оставаться поблизости от короля. Если землевладение в смысле натуральной ренты более или менее принуждало к оседлости, то землевладение как источник денежной ренты позволяло удалиться от земли. А тем более денежные ренты — например, пенсии или подарки непосредственно из королевского кошелька, которые могли возобновляться при постоянной милости короля и прекращаться в случае немилости, — оказывали сильное давление на человека, принуждая его постоянно находиться при короле, побуждали к тому, чтобы вновь и вновь новыми непосредственными личными услугами приобретать себе высочайшее благорасположение. Таким образом, характер зависимости, к которой понуждала раздача натуральных рент, с одной стороны, и раздача жалованья, пенсий и денежных подарков, с другой стороны, был весьма различен. Первая давала большую степень самостоятельности, чем вторая. Ибо в своем лене, что бы ни случилось, дворянин был все-таки королем в миниатюре, и если лен был однажды дарован и принят, то положение ленника в нем было достаточно прочно; во всяком случае, было вовсе не так легко снова лишить его лена; по крайней мере, чтобы на долгое время сохранить за собой этот дар, не нужно было беспрестанно добиваться милости короля.