Придворное общество

Но дворянство в этих 22 статьях требовало себе также и еще кое-чего Оно хотело получить известную меру влияния на провинциальный администрацию. Оно хотело доступа для некоторых, особенно к тому способных дворян в парламенты — хотя бы без содержания и с совещательным голосом. Оно требовало, чтобы одна треть членов финансового совета, военного совета и других инструментов королевского господства набиралась из его рядов. Но из этих и иных требований дворянства было впоследствии исполнено — не считая некоторых малозначительных, — по сути, только требование, указанное нами первым: придворные должности были за резервированы за членами дворянского сословия. Все прочие требования дворянства, если они имели в виду хоть какое-то пусть даже самое скромное участие дворянства в верховной власти или в делах администрации, до смерти Людовика XIV оставались неисполненными.

21.

Здесь мы в очередной раз наглядно видим то смещение равновесия, которое привело во Франции к переходу отдельных частей дворянства к кормлению при дворе. Противоположной этому картиной было прусское решение этой проблемы, которое немцам, может быть, представляется само собой разумеющимся и наиболее правильным.

«Фридрих II, — пишет Тэн, — когда ему объяснили этот этикет, сказал, что если бы он был королем Франции, то своим первым эдиктом назначил бы другого короля, чтобы тот держал двор вместо него; в самом деле, этим раскланивающимся бездельникам нужен еще бездельник, перед которым они раскланиваются. Был лишь один возможный способ освободить монарха: полностью переделать французское дворянство и превратить его в полк трудолюбивых полезных чиновников по прусскому образцу»[189]

. Создание из дворянства усердного управленческого персонала, полезных функционеров — это, в самом деле, полная противоположность тому, на что были направлены традиционно усилия французских королей.

Задаться вопросом о том, почему в Пруссии развитие пошло в одном направлении, а во Франции в другом, — значит, одновременно развернуть перед собою проблему различия эволюции этих наций в целом. Можно было бы показать, какое значение имело для формирования прусского государства то обстоятельство, что здесь двор нового времени при первом прусском короле приходилось более или менее создавать заново, по иностранным образцам, тогда как во Франции в ходе постепенного многовекового роста двор приобрел определенный традиционный облик, который в каждом случае нужно было только развивать дальше и никогда не приходилось «создавать» в собственном смысле слова. Можно было бы показать также, что означало для отношений между дворянством и королевской властью в Пруссии отсутствие их изоморфности в смысле единого придворного воспитания нравов и традиционных взаимных обязательств короля и дворянства на почве этого воспитания. Сравнительно малая степень развития городской буржуазии придавала иной характер балансу сил в прусском обществе. В этой связи упомянем вкратце лишь одну из многих проблем, которые возникают при осмыслении различий в развитии между этими двумя фигурациями, потому что она имеет непосредственное отношение к вопросу о формировании двора во Франции. В Германии, очевидно уже со времен Реформации, в среде дворянства намечается некоторая тенденция к получению юридического образования и к чиновной карьере[190]. Во Франции же дворянство по традиции было и оставалось нетрудящимся сословием воинов, представители которого, как правило, посещали университет только в том случае, если намеревались стать священниками. По крайней мере, во всей новейшей истории Франции мы едва ли хоть раз встретим среди юристов дворянина, т. е. лицо, относящееся к дворянству шпаги[191]

. Здесь можно лишь мимоходом упомянуть, что различие в способе, каким формировалась и рекрутировалась французская и немецкая интеллигенция, теснейшим образом связано с этим фактом. В Германии университет стал решающим инструментом образования, во Франции же он в эпоху ancien régime практически не имел живой связи с тем обществом, где люди действительно образовывались, — с придворным обществом. В Германии интеллигенция была в значительной мере интеллигенцией ученых или, во всяком случае людей, учившихся в университете; во Франции же механизмом отбора для интеллигенции служил не университет, а придворное общество, «свет» в узком или широком смысле слова. Наконец, в Германии, несмотря на все общественные связи между людьми, принадлежавшими к интеллигенции, все же если не первостепенным, то одним из важнейших средств коммуникации между людьми всегда была книга. А во Франции, при всей любви к книге, на первом месте среди форм коммуникации между людьми стояла все-таки личная беседа. Это лишь некоторые из феноменов, непосредственно связанных с особой ролью университетов в Германии и с отделенностью университета от придворного воспитания нравов во Франции.

22.