Придворное общество

Уже было показано, каким образом потребность дворянства в престиже и социальной дистанции позволяла королю заставить это сословие быть частью придворных связей. Теперь же можно увидеть, как сила этого механизма в свою очередь оказывала принуждающее воздействие на короля: после смерти кардинала Мазарини он хотел править сам, держать все нити господства в своих руках и не делить славу и авторитет властителя ни с каким другим человеком Насколько сильное влияние оказывало на его установку положение его предшественника, видно, например, из того, что всю свою жизнь Людовик XIV твердо придерживался следующего положения: никогда не позволять духовному лицу входить в королевский совет. Он не хотел никому дать шанса стать вторым Ришелье. Может быть, самым трудным моментом в его жизни, с его собственной точки зрения, был тот, когда он после смерти Мазарини объявил, что не желает назначать нового «premier ministre», но хочет отныне править сам Позднее он сам говорил о своем дебюте в роли короля[136]:

«Без сомнения, предпочитая в своем сердце среди всех вещей в жизни высокую репутацию, я стремился ее приобрести. В то же время я понимал, что мои первые шаги в эту сторону могли как привести меня к ней, так и навсегда лишить меня надежды на ее приобретение».

Но, сделав этот шаг однажды, он стал пленником положения, при котором король не только властвует, но и правит; он был вынужден решать в обязательном порядке ту задачу, которую возложил на себя ради ее «высокой репутации». Отныне никто другой не смел и не мог помогать ему управлять его людьми и контролировать их. Что бы он ни делал, он не мог теперь мотивировать это своими прихотями или случайными встречами. Чтобы твердо держать в руках власть над своей страной, он был вынужден вместе с этой властью держать в руках и организовывать и себя самого. И так же как он старался выстроить свою страну, в частности свою ключевую группу (двор), в виде наиболее обозримой и предсказуемой организации, ему приходилось подчинять тщательно рассчитанному и обозримому порядку и свою собственную жизнь. Одно не имело смысла и не могло функционировать без другого.

Если бы королю противостояло «государство» как социальная структура, имеющая самостоятельный смысл и характер, то ему, наверное, оказалось бы возможно отделить и в собственной своей жизни деятельность, обращенную на государство, от той, которая относилась только к нему самому. Но поскольку государство как таковое не имело для него самостоятельного смысла и самоценности, поскольку в соответствии с нацеленностью на престиж в этой социальной машине фактически все было ориентировано на восприятие королевской жизни как подлинной и главной ценности, поскольку, в конечном счете, все: народ, двор и даже семья должны были служить возвышению короля — в жизни короля тоже не было разделения между государственным и частным актом. Он был повелителем, а следовательно, и смыслом целого, он властвовал в стране как отец семейства, а в семье — как отец страны. Поза короля, стремление и необходимость представать королем и репрезентировать свое собственное достоинство пронизывали, как уже было сказано, и самые приватные сферы его жизни. Его подъем утром, его отход ко сну, его любовная жизнь были столь же важными и до мелочей организованными актами, как, скажем, подписание государственного договора; все они в равной мере служили поддержанию его личного господства и его «репутации».

12.

Чем шире была сфера его власти и чем сильнее зависели от него все люди при дворе, тем больше подданных устремлялись к нему. Он хотел подобного наплыва людей, преображавшего его бытие, такая популярность была ему жизненно необходима. Каждый его жест, каждое выражение, каждый шаг имели для всех в этой толпе чрезвычайное значение, были еще одним способом повысить его престиж. Обладая монополией на возможности, за которые боролось непропорционально большое количество конкурентов, он вынужден был поддерживать распределение этих возможностей, означающее для него одновременное исполнение функции власти и функции престижа. Вместе с тем, не желая утратить господство над системой в целом, он представлял и себя самого как предсказуемый и детально продуманный механизм.