Статский советник посмотрел внимательно на собеседника и промолвил:
— С некоторых пор мнение окружающих мне безразлично. Главное, я бы себе этого не простил. А человека, как известно, до могилы могут довести только болезнь и угрызения совести. — Опираясь на трость, Клим Пантелеевич поднялся. — Я опять переценил свои возможности. Плечо разболелось. Пора прилечь.
Антон Филаретович кивнул на прощанье, заложил руки назад и побрёл к калитке.
Статский советник так и остался стоять, любуясь верхушками старых тополей, озарённых золотым светом заходящего солнца.
Дышалось легко, и пахло свежестью, как всегда бывает перед грозой. Неожиданно ударил большой колокол Казанского собора. За ним, точно по команде, прокатились раскаты грома, и на ещё не остывшую от летнего зноя землю упали редкие, размером с вишню, капли дождя.
Впервые за последние два года к Ардашеву вернулись мир и покой, но, как вскоре выяснилось, ненадолго.
Глава 7. Бой
Уже через неделю с плеча сняли швы, и Клим Пантелеевич вернулся домой. Рана ещё ныла, но теперь эта была тупая и вполне терпимая боль. Начальник контрразведки слово сдержал: юную подпольщицу помиловали и выпустили из тюрьмы под честное слово не воевать на стороне большевиков. Не раздумывая, девушка согласилась и дала подписку, в которой обязалась проживать в Ставрополе по указанному ею адресу и, кроме того, должна была раз в неделю отмечаться в бывшем полицейском управлении. Но уже на второй день поднадзорная исчезла. Об этом стало известно от дворника бывшего доходного дома, где она проживала. Ни мать, ни отец, так толком не смогли пояснить, посланному к ним офицеру контрразведки, куда же она запропастилась.
Всё выяснилось на следующий день, когда казачий разъезд под селом Татарка попытался остановить незнакомку, шедшую окольными путями в сторону станицы Невиномысской, где засели красные. Стоило всадникам приблизиться, как девушка попыталась скрыться в лесу, но, понимая, что её догонят — открыла стрельбу из револьвера. Пуля попала коню старшего разъезда прямо в глаз, и добрый конь пал. Другой казак догнал беглянку и со всего маху рубанул шашкой. Труп доставили в город. В её платье обнаружили записку, в котором указывались фамилии и адреса особо опасных контрреволюционеров, подлежащих ликвидации. Первым среди них значился Клим Пантелеевич Ардашев, проживавший в доме № 38 по Николаевскому проспекту. Каким образом ей стало известно о его причастности к поимке всей группы подпольщиков, осталось загадкой.
Всё это статский советник узнал из телефонного разговора с полковником Фаворским, позвонившим в тот же день со станции Кавказской, уже отбитой у большевиков. Он также просил Клима Пантелеевича прибыть в Ставку, в Тихорецкую, на только что отремонтированном бронепоезде и лично сопроводить персидское золото, уже погруженное в блиндированный вагон первого класса. Поезд отправлялся в семь вечера со второго пути и был под охраной. Ардашев согласился, и через два часа посыльный доставил на квартиру специальный пропуск.
— Куда ты опять? — тревожным голосом спросила Вероника Альбертовна, войдя в кабинет.
— Просят сопроводить персидское золото, — укладывая саквояж, ответил Клим Пантелеевич.
— Неужто, кроме тебя, больше некому? Ведь плечо ещё болит. Там что, охраны не хватает?
— Охраны, как раз, предостаточно. Вагон бронированный, из состава бронепоезда. Не волнуйся. Буду, как у Христа за пазухой. В Тихорецкую я давно собирался. Дело там у меня одно осталось. Потому и просят приехать.
— Надолго?
— На несколько дней, — статский советник повернулся к жене, и, глядя на неё, ответил: — Ты же знаешь, как я без тебя скучаю. Не волнуйся, пожалуйста.
— Клим, — опустив глаза, вымолвила супруга, — у нас деньги скоро закончатся…Я всё хотела спросить, но было как-то неловко…Послушай, а власти могут выдать тебе какую-нибудь денежную награду? Как-никак, ты отыскал для них сокровища, пропавшие почти сто лет назад. Может, не стоит стесняться, а?
Ардашев закрыл саквояж, опустился в кресло и сказал:
— Присядь, мне надо с тобой поговорить.
Вероника Альбертовна, точно прилежная ученица, послушно расположилась напротив.