Приговор

— Пока нет. Но это дело времени. День-два и всё. А как иначе, если при обыске у неё мы нашли карту управы с нанесённой дислокацией воинских частей и список семей офицеров, вступивших в офицерский Ставропольский полк. Вот, скажите, зачем ей понадобились эти люди? А я вам отвечу: если по каким-то, пусть тактическим причинам, нам придётся оставить город, большевики расстреляют или возьмут в заложники всех членов семей военнослужащих, включая не только жён, но и детей, стариков. Это их обычная практика. А вы её жалеете…Да-да. Не спорьте. Я заметил это по вашим глазам.

— Просто юная совсем. Запуталась, наверное.

— Юная говорите? По годам — да, а по убеждениям — красная ведьма. Когда я сообщил ей о расстреле её дружков, она такой концерт закатила, какой вы в театре Пахалова никогда не видели. Требовала, чтобы и её расстреляли вместе с ними и в тот же день. Безмозглая фанатичка. Будь моя воля, я бы её тут же и прикончил, как бешеную крысу. Подобные особи не исправимы. Случись ей выйти на волю, она будет мстить всю жизнь. Она мне так и сказала на допросе: «Ненавижу вас всех таких аккуратненьких, умненьких, начитанных. Ваши деды и прадеды пороли моего деда на конюшне и в пьяном угаре насиловали бабку, когда она была совсем девчонкой… А теперь наше время пришло. И не будет пощады ни вам, ни вашим холёным жёнам, ни разнеженным барчукам с дочками. Кого не убьём, тех на каторгу сошлём». И расхохоталась мерзко, будто старая желтобилетница. А вы говорите…

— Как её зовут?

— Юлия Воронова. Из мещан. Окончила женскую гимназию. Училась в одном классе с Риммой Ивановой. Да, с той самой, что Государь посмертно пожаловал за подвиг Георгиевский крест IV степени. Совсем разные оказались одноклассницы. Кстати, я навёл справки. Дед и бабка по матери у неё и в самом деле были крепостными.

— Да, трагедия в третьем поколении, — тяжело вздохнул Ардашев и спросил: — А что известно о резиденте? Кто он?

— Бывший офицер. Но документы на Ерёмина, судя по всему, не его. Вероятно, настоящий Ерёмин давно сгинул в чекистских подвалах. При обыске в комнате нашли кодовую таблицу и зашифрованный доклад: план переброски полков и дивизий Добровольческой армии на август месяц. Представляете? Этот документ имеется в одном экземпляре и хранится в сейфе у генерала Романовского. Стало быть, англичане совершенно правы: в штабе армии есть красный крот. Вы, помнится, обещали его отыскать.

— Так ведь я и не отказываюсь. Вот немного поправлюсь…

— Нет-нет, дорогой Клим Пантелеевич, я не в претензии. Вы уже достаточно нам помогли. А если честно, — Фаворский перешёл на шёпот, — мне ужасно стыдно и за себя, и за Каширина. Прошляпили мы резидента, точно гимназисты преподавателя, вошедшего в класс. Но, как говорится, сколько кобылке не прыгать, а быть в хомуте.

— Скажите, сколько всего золотых монет подняли наверх? — с трудом выговорил Ардашев.

— Четыре тысячи четыреста девяносто девять, включая и ту, что лежала в простреленном кармане ваших брюк.

— Значит, все. Всего в восьмом сундуке, отправленном в 1828 году в составе обоза, следующего из Тавриза в Санкт-Петербург через Ставрополь, находилось четыре тысячи пятьсот монет. Первую из этого числа обнаружили девять лет назад при закладывании фундамента керосиновой будки на Соборной горе. Она покоилась внутри золотого брегета, найденного в кармане мундира офицера — поручика Рахманова… Убитый мною Савраскин — его правнук.

— Я что-то такое припоминаю… — наморщил лоб Фаворский. — Но, главное, золото вернулось государству в самое трудное время.

Ардашев посмотрел на дверь и тихо осведомился:

— Могу я узнать, где оно сейчас находится?

— Пока под охраной у меня в кабинете. Отправим в Ставку, как только получим приказ. Скажу вам по секрету: командование думает о вашем награждении за столь щедрый подарок Добровольческой армии. Но пока не знают, как поступить. Были бы вы военный, было бы проще. Звание, орден… Но вы штатский. Дать вам действительного? При сегодняшней ситуации, согласитесь, это будет выглядеть, как насмешка. Может, денежную премию?

— А позволите мне самому выбрать награду? — усталым голосом осведомился статский советник.

— Да-да, конечно… К слову, я сегодня вечером выезжаю в штаб, встречусь с генералом Романовским и всё ему передам. Я вас внимательно слушаю.

— Прошу отпустить Юлию Воронову. Пусть идёт на все четыре стороны.

Полковник покачал головой.

— Право же, Клим Пантелеевич, это положительно невозможно. В конце концов, следствие ещё не закончено.

— Тем не менее, извольте передать моё пожелание начальнику штаба, — настойчиво вымолвил статский советник. — Простите, Владимир Карлович, я устал. Да и рука что-то ноет.

— Всё-всё. Ухожу. Я вас изрядно утомил. А в рассуждении вашей просьбы, не беспокойтесь. Обязательно доложу.

— Благодарю. Но прежде прошу предупредить начальника тюрьмы. Там такие ухари, что не приведи Господь. Пусть оставят её в покое до получения окончательного решения.