Приговор приведен в исполнение. Тайна забытого дела. Тени над Латорицей

…А что было потом? Когда Вадик прочел ему мораль, Павел сказал, что сейчас уйдет с Таней вместе. Вернувшись в комнату, чтобы забрать ее, он заметил странное оживление. В центре внимания оказалась Таня. Светлана стояла рядом. Атмосфера была наэлектризована.

Павел испугался, что сейчас случится что-то непоправимое. Но Светлана неплохо держала себя в руках, только глаза ее бегали. Павел заметил, что девушка напряжена и готова, если придется, защитить свою честь перед этой «самозванкой».

— Павел сказал, что скоро будете делать ремонт, — делая вид, что ничего не произошло, кивнула Таня на оборванные обои.

— Да, — ответила Светлана, которая не имела опыта «светских» бесед и в любую секунду готова была броситься в бой с открытым забралом и сорваться на крик. — Через две недели. А что?

Таня была спокойна. Неужели она все это делала только ради спортивного интереса? Он собирался потом спросить ее об этом.

— Если не возражаете, — продолжала Таня, — я оставлю добрую память. Могу на этих обоях, раз вы их все равно будете менять, нарисовать что-нибудь веселое.

Девушки зашептались между собой.

— Ну и нахалка! — осуждающе прошептала одна из них. Это был лагерь Светланы.

— Рисуйте что хотите, — медленно ответила Светлана, лихорадочно подыскивая подходящие слова для достойного ответа. — Но в таком случае я сделаю ремонт гораздо раньше.

Это был первый камень Светланы. И последний. Сколько сил она вложила, чтобы попасть им в цель! На второй ее не хватило. Она вышла из комнаты.

— А это уж ваше дело, — ласково сказала Таня ей вслед. И подошла к стене.

«Надо уходить, — думал Павел. — Как можно скорее! Но как же сделать это тихо и безболезненно? Какая же я все-таки сволочь сегодня! Я должен сейчас же все откровенно сказать Светлане». Но разговаривать со Светланой очень уж не хотелось. Он летел в бездну, и это было приятно.

Он не знал, что Светлана, запершись в ванной, плачет. Поняла, что «самозванка» сильнее, смелее, чем она, что Павел потерян для нее навсегда. Такая соперница — всегда победитель. А она что? «Светка», и только!

Тем временем Таня достала из сумочки черный фломастер, в буквально в течение нескольких минут вся стена была размалевана черными физиономиями, щенятами, лошадьми, слонами, пальмами.

Умывшись, Светлана вышла из ванной. Слезы словно очистили ее, придали новых сил. Она смогла с достоинством войти в комнату и почти язвительно сказать:

— С вашего разрешения, я поставлю герань на место.

Таня кивнула и вышла в переднюю.

— Ты не хочешь подышать воздухом, Тань? Пойдем отсюда, — побежал за нею Павел и вдруг почувствовал, что за спиной стоит Светлана. Он обернулся.

— Света, я тебе потом все объясню. Прости меня. Не сердись, я скотина, но не могу иначе, это выше меня.

Наверно, так всегда говорят в подобных случаях, подумал он, закончив свою тираду. Светлана стояла, как привидение, с широко открытыми глазами. В коридор влетел Вадик. Таня потянулась за своей дубленкой.

— Павлик, — сказала Светлана, — единственное, о чем я тебя прошу, это поскорее уйти. Взять Таню и уйти.

— Хорошо, хорошо, мы уже уходим.

Он помог Тане надеть дубленку, украшенную вышивкой. Таня взяла сумочку.

— Света, Павел сейчас останется, а я уйду. Это была шутка. У меня просто плохой характер, против вас я ничего не имею. Не сердитесь. Павел мне ни к чему.

Онищенко видел, что даже сейчас, извиняясь перед Светланой, она все равно поднималась над нею так, что у него кружилась голова. Он ей ни к чему?! Но ведь она говорит это просто так, чтобы было легче Светлане. Он уверен, что «к чему», и очень даже «к чему»!

Таня вышла на площадку и вызвала лифт.

— Тебя проводить? — высунулся из двери Вадик, хватая свою шапку. Он был рад, что обошлось без большого скандала.

— Проводи, если хочешь, — ответила Таня.

Павел, неожиданно рассердившись, схватил Вадика за плечо и повернул к себе:

— Я провожу! Я провожу! Я!

— Но ты же слышал, что ты — ни к чему! — в свою очередь рассердился и Вадик. — Ей, по-моему, все ни к чему!

— К чему или ни к чему — сам разберусь.

Он схватил в охапку свое пальто, шапку, кашне и выбежал на площадку. Автоматические дверцы лифта уже сходились, но он сумел раздвинуть их и влезть в кабину.

В кабине он быстро оделся.

— Ты меня что, за идиота принимаешь? — Таким сердитым, как в эту минуту, он не помнил себя никогда. — Ни к чему, так какого же черта? Ты из спортивного интереса, да? Знаешь, кто ты после этого? Говори, из спортивного?

Лифт остановился.

— Не знаю. Я сама ничего не знаю. Но ты — хороший и честный, ты мне даже вроде бы и нравишься. Но я не знаю точно, честное слово, не знаю…

Домой он вернулся в четыре часа утра.