Приграничье (тетралогия)

Сунув нож в чехол, я кое-как зажал глубокий порез пальцами и начал медленно передвигаться вдоль прочерченных ботинком линий пентаграммы. Красные капли обильно пятнали снег, и все сильней кружилась голова, а в ногах появилась неприятная слабость. Но торопиться было нельзя: приходилось следить, чтобы в тянувшейся за мной алой линии не было разрывов. Блин, это ж сколько крови вытечет? Литр? Или поболее?

— Неправильно ты, дядя Федор, запястье порезал, — с интонациями кота Матроскина заявил не отстававший ни на шаг пиромант. — Вену надо не поперек, а вдоль резать…

Напалм начал нести всякую чепуху, но теперь я был этому только рад: каждый новый шаг требовал все больше усилий, будто вместе с кровью из меня потихоньку сочилась жизненная сила. А может, так оно и было на самом деле. Очень уж тяжко. Хорошо хоть вино красное взяли — будет чем процесс создания красных кровяных телец активизировать. Слабое утешение, блин…

— Дай вина, — попросил я успевшего успокоить Веру пироманта и сделал длинный глоток. Терзавшая запястье боль понемногу превратилась в ватное онемение, но и голова соображала с каждым шагом все хуже и хуже. Ничего, еще один луч остался. Всего один луч…

— Ну ты здоров! — Напалм принялся заматывать заготовленным заранее бинтом мое располосованное запястье, когда я, едва переставляя ноги, доковылял до стены и бухнулся прямо в наметенный ветром сугроб. — Такое представление устроил, что факиры отдыхают! Заранее бы предупредил — на билетах целое состояние сделали бы. Ван-Гог со своим ухом нервно курит. Новый вид искусства — рисунок на снегу собственной кровью! Только ты в следующий раз птичку, что ли, какую нарисуй или зайчика. Что-нибудь более креативное, одним словом. На массового зрителя рассчитанное…

— Вино тащи, — поморщился я от боли, повертев левым запястьем.

— Держи. — Пиромант сунул мне бутылку и запел:

 Сейчас меня тошнит немного, нужен мне гемоглобин. Ты поставь на стол вино, красное, как рубин.

 Остается лишь напиться, я пока еще живой, Ломит у меня в зубах и в ушах какой-то вой.

— Спасибо, — поблагодарил я, в один присест выдул оставшийся в бутылке кагор и вытер пролившуюся на фуфайку струйку вина. Перевел дух и швырнул бутылку в стену.

— Если загадать желание, — пиромант поднял оставшееся целым бутылочное горлышко, — и разбить горлышко…

— Дай сюда, — действительно, припомнив такую детскую примету, я забрал у него горлышко и со всего размаху зашвырнул стекляшку в окно.

— Зачем? — поскучнел Напалм.

— Если все получится — значит, горлышко разбилось. — Покачнувшись, я поднялся на ноги. — Если не получится — значит, не разбилось.

— Если не получится, тебе уже по фигу будут эти суеверия, — придержал меня за плечо пиромант.

— Все может быть, — не стал спорить я и, выпростав из-под свитера цепочку, снял с нее светильник Доминика. — На, не потеряй.

— Это еще что за цацка? — прищурившись, принялся рассматривать амулет пиромант. — Вроде светится.

— Спрячь, — попросил я и, покачиваясь, поплелся к пентаграмме. — Потеряешь, как тому удаву, хвост по самую шею отрублю.

— Ой, боюсь, боюсь, — принялся кривляться Напалм, но светильник в карман все же убрал. Посмотрел мне вслед, вытащил из кармана пол-литровую бутылку минералки и, присосавшись к горлышку, направился к ведущей на второй этаж лестнице.

Дождавшись, когда перестанет кружиться голова, я осторожно, стараясь не повредить отмеченные каплями крови линии вписанной в круг пятиконечной звезды, принялся засыпать их снегом. Они свою роль и так сыграют, а на виду их оставлять — уже перебор получится. И так, присмотревшись, заподозрить неладное можно. Одна надежда на вечернюю темноту, да огневое прикрытие моих подельников. Потому как если этот трюк не выгорит, то даже не знаю, как дело обернется…

— Лед, — позвал меня остановившийся на верхней ступеньке лестницы Второй. — Долго нам здесь куковать?

— Пока не стемнеет, можете расслабиться, — прикинул я возможные варианты развития событий. — Только караульных выставить не забудьте…

— Не учи отца… — буркнул измененный и принялся что-то втолковывать Рустаму.

Не знаю, о чем шла речь, но трое бойцов «Красного декабря» тут же перебазировались куда-то во внутренние помещения Дворца культуры и вскоре оттуда потянуло дымком. Не иначе — обед готовят. Это они правильно придумали — весь день на морозе не жравши тяжко кантоваться. У меня вон уже желудок сводит, но придется терпеть: пусть солнце еще только к закату клониться начинает, но никакой гарантии нет, что нынешний владелец моего ножа темноты решит дожидаться. Так — предположения, не более…