— На пепельницу, — сунул Шурик поддатому сослуживцу жестяную банку из-под кофе. — Иди в коридор, а коменданту скажи — будет орать, выйду и вломлю.
— Но…
— Могу тебе вломить. — Пограничник моментально исчез, а Шурик устало вздохнул и повернулся ко мне: — Совсем распоясались. В Патруле порядку куда больше. Прикинь, что бы было, если б я с Крестом так разговаривать начал.
— До сих пор бы ходил и улыбался, — поежился я при упоминании заместителя командира нашего бывшего отряда. Где он сейчас, интересно, ошивается? Как бы какую гадость не учинил. Ему диверсию устроить — что мне плюнуть.
— Именно, — согласился со мной Ермолов. — Залазь, давай.
— Не, бежать пора, — вновь отказался я. — Слушай, ты деньгами не богат?
— Сколько надо?
— А сколько потерять не жалко будет, — честно предупредил я.
— Без возврата, что ли?
— Почему без возврата? — Улыбка вышла у меня на редкость кривоватой. — Просто есть обстоятельства, которые от меня не зависят.
— Опять чего-то замутил? — зашарил в кармане штанов парень. — Держи.
— Благодарю, — спрятал я две золотые монетки царской чеканки — пятирублевку и полуимпериал. — С первой пенсии…
— Само собой, — вытащив из другого кармана несколько скомканных купюр, парень сунул их мне. — Наших видел кого?
— С Селиным пару дней назад пересекались, а так — тишина.
— Как он?
— Не жаловался, — спрыгнул с подоконника я. — Ладно, увидимся еще.
— Вали, — махнул мне на прощание Шурик и отошел от окна.
Это он правильно посоветовал, валить давно уже пора было. Еще через весь Форт до северной окраины пешкодралом чесать. И обратно возвращаться. А что со мной после инъекции супермагистра будет — непонятно. Напалм, вон, мигом оклемался, но у него организм подготовленный, а как мой, утомленный нарзаном, среагирует — даже подумать страшно.
В открытое окно уже вовсю наяривал старинный альбом мистера Кредо, я только хмыкнул, подивившись разнообразию вкусов пьянствующих пограничников — или они что есть, то и ставят? — и перебежал через проспект Терешковой. С той стороны Южного бульвара наблюдалось нешуточное оживление — по направлению к воротам маршировали нестройные колонны солдат Гарнизона, навстречу им, наплевав на всякие строевые премудрости, перли усталые патрульные. Сновавшие повсюду дружинники следили за порядком, а бойцы комендантской роты пытались распределить выгружавшихся из автобуса ополченцев.
Решив, что повстречаться со старыми знакомыми здесь и сейчас проще пареной репы, я незамедлительно свернул во дворы. И сразу же об этом пожалел: это на Южном бульваре народу не протолкнуться, а тут нарвешься на наряд дружинников и будешь бледный вид иметь. Если служивым моча в голову ударит, они и без всяких оснований, просто со скуки докопаться могут. Да и мимо особняка «Несущих свет» пройти придется. А это чревато весьма неприятной встречей с очень злыми и решительными товарищами. И они, точно уверен, не постесняются донести до меня свое недовольство крайне неприятными, но от этого даже еще более действенными методами.
И куда? Вправо, влево? Вернуться на Южный бульвар или забирать дальше во дворы и выйти на Красный проспект в районе площади Павших? Вопрос, блин…
По спине неожиданно побежали мурашки, но, обернувшись, ничего подозрительного заметить не удалось. Сани к бульвару проехали, обнявшаяся парочка к подъезду завернула, дворник устало на лопату оперся, мелочь пузатая в снег с гаражей прыгает. Обычная картина, все своими делами заняты, и никто ко мне нездорового интереса не проявляет. На всякий случай проверил состояние защитных чар, передернул плечами, прогоняя мерзкое ощущение чужого взгляда, и пошел дальше.
А поганенькое ощущение никак не проходило. Будто в паутину вляпался или в спину кто из винтовки целится. И ведь, если разобраться, давненько оно уже появилось. Пожалуй, как от Ермолова вышел, так сразу и не по себе стало. Ладно, возвращаться — дурная примета, пойду через дворы. И заодно к Кириллу заверну. Такой наглости от меня точно никто не ждет, так что засады там быть не должно. Да и не буду я к нему заходить: пацана, вон, какого выцеплю, да сгоняю весточку передать.
Дорога тем временем привела меня во двор-колодец, огороженный двумя выстроенными буквами «Г» пятиэтажками. Обычный такой двор: раскуроченное ограждение хоккейной коробки, погнутая перекладина железных качелей, торчащее из снега бетонное ограждение мусорки, проторенные напрямик меж сугробов тропинки. Людей — никого. Но чего ж так холодом повеяло?