Приёмыш (СИ)

  Ногу с привратника он снял, освободил приколотую к земле копьём куртку, и они двое зашевелились.

  - Пусть не балуют! - Попросил Иван и отступил в сторону. ПНВ он поднял на верх и спрятал под капюшон.

  Вспыхнул факел, осветив живым, колеблющимся светом двор монастыря.

  - Хорошо, что ты не стал убивать их, - сказал человек в плаще.

  - Не убий... ведь...

  - Ну-ну... Покажи ему хлев, - приказал человек, и служка с факелом побежал в дальний угол крепости.

  - Следи (Ступай).

  * * *

  Иван всю ночь не сомкнул глаз. Растянув вокруг себя вязанку "ежей", он мог бы спать спокойно, до первого вскрика, но он так и не заснул до первых лучей солнца. Нервы. А с солнцем ожил и двор монастыря. Первыми из пристроенной к стене конуры вылезли ночные привратники.

  Иван лежал, претворившись спящим, и они оба подошли к нему, не решаясь подходить слишком близко. Пошептавшись, они, увидев настоятеля, быстро от него отошли. Иван пошевелился и, поднявшись с войлока, потянулся.

  - Великий ти, брат! - Сказал настоятель. - Како ти спал?

  - Хорошо, отче... Слава Богу!

  - Пошли к заутрене.

  - Опроститься бы?

  - Следи за ним, - настоятель указал на сторожа и тот отвёл, куда надо.

  Обмыв руки, Иван прошёл вслед за всеми в двери, и они оказались в просторном помещении с крестом у противоположной стены. Перед ним стояла братия, человек двадцать и вчерашние привратники.

  Иван, остановившись на входе, пропустил настоятеля вперёд и двуперстно перекрестился на крест, повторив его движения, достал из-за пазухи большой серебряный крест, поцеловал его.

  - За такий крист и христяне убияти . Не иззивай (искушай), жжаль (прости) ми Бог . Сховай.

  Иван крест спрятал и склонил голову.

  Службу читали на латыни. Иван молился по-русски.

  Рядом с ним пристроился зашедший в храм монах в плаще, который явно прислушивался к его молитве, а после службы побежал к настоятелю докладывать.

  Все монахи приложились к руке настоятеля, и тот подозвал Ивана к себе, но руку не подал.

  - Кому ти молил? - Спросил он.

  - Христу. И богу единому.

  - А ну... помолись.

  Иван прочитал символ веры.

  - Почему по-русски?

  - Так понятней. Папа Римский Иоан самолично перевёл, записал мне своей рукой, и заверил своей печатью.

  Иван поднял сидор, достал из него кожаный тубус, развязал ремешки и вскрыл его. Вынув пергамент, с которого свисала на синей и жёлтой нитках свинцовая печать, Иван передал его настоятелю.

  Тот, взяв его двумя руками, развернул.

  - Это рука Папы!? - Изумлённо спросил он.

  - Да. Это он писал, когда ещё не был Папой. Он был ещё юным, но, когда стал Папой, заверил перевод своей печатью. Я был его рабом... Вернее, рабом его отца, патриция Кресцентия. Мы с ним вместе выросли. А когда он учился в школе певчих, мы вместе учили псалмы.

  Настоятель ещё удивлённее посмотрел на Ивана. Тот, оглядев помещение, и "качнув" его грудным звуком "и", запел:

  - Беатус вир куи аббиит...

  Его голос, оттолкнувшись, от стен, затрепетал голубем, собрался и окреп в центре храма. Братия усиленно закрестилась, опустившись на колени.

  Перекрестился и настоятель. Потом он стоял, сложив руки на груди, до конца псалма.

  - Хвала Богу! - Сказал он, возвращая пергамент. - Гремо исть (Пошли есть).

  - Умыться бы, настоятель.

  - Я не опат . Я князь Након Любекский.

  Иван преклонил голову.

  - А я - Иван Кресцентий, - сказал Иван и вынул из-за пазухи золотой Римский солид на котором было написано "кресцентий".

  Теперь князь преклонил голову.

  - Я не патриций, князь, и не сын патриция. Я просто Иван.

  - И что же ты тут делаешь?

  - Живу своей жизнью. Иду на Рюген. Туда ушли, как говорят, мои родичи. А больше идти мне некуда.

  Князь внимательно посмотрел на Ивана.

  - Теперь понятно, - сказал он, и повёл Ивана за собой.

  * * *

  В крепости у Накона Иван гостил уже третий день. Кроме прибора ночного видения и фонарика, артефактов будущего у Ивана не было. Да и их он "отнёс" назад в будущее.

  Князь был немного старше Ивана по возрасту, как он сказал: "тридцать одна зима", но выглядел значительно суровее. Его лицо испещряли морщины и шрамы. И именно на это князь сразу обратил своё внимание, когда узнал возраст Ивана.

  - Слишком ты гладкий для воина, - хмыкнул он.

  - Да, я... В общем-то и не воин, - сказал Иван. - Так... Погулять вышел. Участвовал, иногда в междоусобицах патриция... Да в боях, что он устраивал для своих гостей.

  - И чем ты дрался? - Спросил князь. Глаза его смеялись. - Хотя... Копьём ты справно владеешь...

  - Молотом.

  - Молотом?! - Удивился князь. - Не рыцарское оружие.

  - А я и не рыцарь. К кузне приставлен был с мальства, вместе с батюшкой моим.

  Иван достал из сидора молот на длинной железной рукояти, выдернул наверх и поставил его рукоятью вертикально на ладонь вытянутой вперёд руки.