Прииск «Безымянный»

Перед глазами у Ивана стояла ночь, проведённая с этой красивой женщиной. Он даже не запомнил, что они ели и пили. Вначале они говорили и не могли наговориться. Вера много знала, оказалась начитанной и хорошо образованной. У неё на всё имелось своё мнение, часто не совпадающее с общепризнанным, в том числе и с мнением нынешнего собеседника. Если она считала, что права, то убедить её было непросто. Но если аргументы Ивана пересиливали, быстро соглашалась. По мнению Ивана, к этому её приучил погибший муж, которого она по-прежнему любила.

Сейчас Иван ловил себя на мысли, что во многом их взгляды совпадали, и, начиная о чём-то говорить, знал, что она скажет дальше. Он будто чувствовал в ней родственную душу. К этой женщине его тянуло не ради спортивного интереса или сиюминутной близости, а по зову сердца. С таким человеком хотелось не только разговаривать, хотелось о нём заботиться, не требуя ничего взамен. Это же увидела в нём и Вера. Последние годы ей не хватало такого собеседника, как этот молодой человек, невесть откуда свалившийся на её голову, и она говорила без умолку.

А потом началось то, чему следовало случиться. Иван привлёк ее к себе, и они оказались в постели. Перед отъездом ему хотелось поцеловать эту женщину, но, чтобы никто не догадался об их связи, пришлось ограничиться нежными взглядами. Видно, такой взгляд и поймал капитан Щеглов, приревновавший его в Вере.

* * *

Зимник оказался наезженным, но машины не показывались. Только однажды навстречу попались две крытые полуторки, в которых везли заключённых. Машины остановились на обочине и пропустили колонну Щеглова, растянувшуюся на прямом отрезке дороги.

Поздно вечером приехали в какой-то посёлок. Это оказался разведучасток экспедиции, о котором Иван слышал давно. Здесь так же, как на месторождении Тас-Хая и в Верхоянске, стояла зона и работали заключённые. Возле ворот из колючей проволоки машины затормозили. У Ивана душа ушла в пятки.

«Ну, всё, мне конец! Сюда уже позвонили, и сейчас он меня сдаст. Уж тут-то он на мне отыграется».

Их встретил дежурный офицер в белом полушубке, перетянутом портупеей. На ремне висела кобура с пистолетом. Отойдя в сторону, капитан о чём-то поговорил с ним. Иван напрягся, однако ни одного слова не услышал. А Щеглов, как ни в чём не бывало, дружелюбным тоном позвал его с собой.

– Водители и охрана будут ночевать в тёплом гараже, а мы пойдём в офицерскую казарму. Там нас покормят.

Казармой оказался такой же одноэтажный барак, как у заключённых. С той лишь разницей, что жили в нём охранники и их было намного меньше. После ужина капитан как-то обмяк и, как показалось Ивану, даже подобрел. Потянуло на разговоры.

– Я ведь не по своей воле попал в эти края, – сказал он, закуривая. – Приказали и вперёд – на Север. Вначале командовал взводом стрелков, а потом вот поднялся до заместителя начальника лагеря. Вся тяжесть освоения Севера лежит на нас. Без стрелков все зэки бы разбежались, а так, глядишь, благодаря нашей отлаженной системе все заключённые при деле. Мы конвоируем их на работу, охраняем лагерь, ловим беглецов. Всего не перечислишь, чем занимается охрана. Вначале я вроде тебя с сочувствием смотрел на зэков: такие они, мол, несчастные, не за что срок получили – и на Колыму. А потом, знаешь, насмотрелся на эти драки, убийства, низость человеческой души, когда из-за куска хлеба или незначительного послабления люди готовы продать родную мать, помотался по тайге из-за этих постоянных побегов, и всё во мне будто перевернулось. Зэки, знаешь, любое распоряжение встречают так, чтобы его не исполнять. Напрягаются из последних сил, лишь бы увильнуть от работы. Хотя, если подумать, это естественное действие раба. У подневольного человека труд вызывает только отвращение. Ведь он работает не для себя, а на благо других. Работает, чтобы ему дали гнилую похлёбку и кусок чёрствого хлеба. – Дым от выкуренной папиросы сизым облаком повис над столом. У Ивана запершило в горле, а капитан, будто не замечая, курил не переставая. – Единственный недостаток – здесь не с кем поговорить. С зэками нельзя, со своими стрелками, знаешь, тоже лучше ни о чём не говорить, потому как, если с ними сживёшься, ты уже не командир.

«Вот поэтому его на сторону и потянуло, – подумал Иван про капитана. – Веру он, видите ли, нашёл! Вот…»

– Сейчас посмотришь, как живут наши люди, может, к нам пойдёшь, – не то серьёзно, не то с подковыркой сказал Щеглов, отодвигая консервную банку с окурками. – Вернёшься из отпуска, я тебя устрою в нашу зону. Нам платят очень неплохо. На материке ты столько не заработаешь. Правда, работа тяжёлая, да и что скрывать – очень опасная. Эти ублюдки идут на всё, лишь бы оказаться на свободе – с ними церемониться нельзя.

– А как надо?

– Я, например, даю им по полной просраться, чтобы запомнили на всю оставшуюся жизнь, как свободу любить. Если они, конечно, выйдут из лагеря, – добавил он, ухмыльнувшись. – Ни для кого не секрет – многие не выдерживают. А за жизнь все цепляются, но некоторые устают от неё, и вот таким надо помочь.