Прииск «Безымянный»

По словам Фишкина, руководство соседнего Дальневосточного региона стало требовать, чтобы им передали Алдано-Тимптонскую золотоносную зону. Получив Алдан, дальневосточники хотели образовать Алдано-Зейский горный округ в составе Амурской губернии. Правительство Якутской республики увидело в этом ущемление своих экономических и политических интересов и обратилось в ЦК партии с предложением командировать специальную комиссию, которая разобралась бы с притязаниями соседей. До Центра уже дошли сведения о новом Клондайке, открытом на Алдане, поэтому обращение якутского правительства оказалось своевременным.

Эту задачу поручили решить чрезвычайному представителю ЦК ВКП(б) Сергею Александровичу Балтину, отправленному в Якутию в качестве третейского судьи. Балтин быстро разобрался с проблемой и даже пошёл дальше, чем от него требовалось. Кроме добычи золота требовалось определить перспективы Алданского района. Поэтому уже в 1925 году туда направили экспедицию геолога Зверева. Обследовав бассейны рек Селигдар, Томмот, Куранах, Зверев обнаружил ряд новых золотоносных районов. Это позволило опровергнуть бытовавшее в то время мнение, что крупных месторождений золота на Алдане не осталось. В первые годы разработки россыпи ключа Незаметного объёмы добычи оказались просто фантастическими.

– Прикинь, – вошёл в раж Фишкин, – на Бодайбинских приисках один рабочий добывал один фунт золота в год, а на Алдане артель из пяти старателей намывала семь-восемь фунтов в день. На Алданских приисках отработали свою технологию учёта и контроля металла. Старательская артель два раза в день сдавала добытое золото смотрителю, который опускал его в металлическую кружку, закрываемую на замок, а вечером в присутствии всех артельщиков кружку вскрывали. Из добытого металла двадцать процентов сдавалось государству, а восемьдесят возвращалось золотарям. Ежесуточно старатель зарабатывал в среднем пятьдесят рублей. По тем временам это оказалось несказанно много, и молва о Незаметном мгновенно распространилась повсюду.

Как рассказал Фишкин, сотни людей туда устремились со всех концов страны и даже из-за границы, почуяв запах наживы. Среди них встречалось немало уголовников. По сообщению одного источника, за два месяца 1925 года на Алданских приисках произошло около ста убийств, ограблений и краж. Но больше всех преуспели китайцы и корейцы, составлявшие более одной трети старателей. Они просачивались в Россию, используя «дырки» в границе. Основная масса китайских старателей работала честно и лучше русских, но среди них попадались нечистые на руку. По сути, китайцы хищнически грабили наши недра, перекачивая золото за кордон. Хищение золота существовало во все времена, а в годы становления золотой промышленности страны утечка драгоценного металла стала настоящим бичом. Предполагают, что при ежегодной добыче в пятьсот пудов потери составляли не менее трёхсот, а в отдельные годы за границу утекало до восьмидесяти пяти процентов.

– И что, невозможно было депортировать китайцев на их историческую родину? – спросил Фёдор.

Фишкин грустно усмехнулся.

– Наверное, можно, но, как часто случалось в нашей истории, решили по-другому. Если верить воспоминаниям одного ветерана, недавно напечатанным в местной газете, несколько сотен китайцев собрали на Алданском стадионе «Труд» и под усиленной охраной продержали несколько дней, а в одно прекрасное утро все они куда-то исчезли. Больше их никто не видел. Тот ветеран в то время был мальчишкой и за хлеб выменивал у них разные безделушки.

* * *

В «пазике» места хватило всем. Сзади, под самый потолок, загрузили оленьи сумы и баулы с пробами и полевым бутором. Туда же затолкали огромные тюки китайских торговцев, которые по сравнению с геологическим снаряжением громоздились необъятными глыбами. Фёдор с Аней сели на переднее сиденье возле двери. Рядом с ним расположился весь его отряд, а возле своих тюков скромно примостились китайцы. Как на подбор, все они были невысокого роста, худощавыми и темноволосыми. Самым крепким оказался переводчик Ким – высокий круглолицый молодой человек со слегка раскосыми глазами и густой шапкой чёрных волос. По внешности он напоминал представителя тюркской расы, но, как рассказал Фёдору этот китаец, в его роду были корейцы. Ещё в детстве у парня проявился интерес к древней культуре Поднебесной, и он самостоятельно выучил китайский язык.

К своему удивлению, среди китайцев Фёдор увидел женщину лет тридцати или чуть постарше, одетую в светлую кофточку, тёмный пиджак из грубого материала и такие же чёрные брюки. В ушах поблескивали простенькие серебряные серьги, выглядывавшие из-под чёрных как смоль волос, заплетённых в косичку.

Тина, как представил её переводчик, оказалась женой Яна, мужчины со взлохмаченной шевелюрой, в мятом, словно пожёванном, тёмно-синем пиджачке. На лице у него проглядывала редкая щетина, придававшая неряшливость. По внешнему виду мужчины казалось, что тот с глубокого похмелья. Тут глаз у Фёдора был намётанным и он редко когда ошибался.