Приют пилигрима

— Кто был тот человек?

Краска ударила в лицо Лесли, и в этот момент она казалась совсем юной и беззащитной. Она ответила запинаясь:

— И ты еще смеешь… спрашивать?

Теперь Джером уже резко обернулся и увидел ту Лесли, которую знал много лет назад. Щеки ее пылают, а темные ресницы влажны от слез, потому, быть может, что он… и Генри… Потому что они немилосердно давили на нее, слишком ее домогались. Он… и Генри… Больше никого никогда не было. Всегда были только он и Генри, и Лес. Джером сказал:

— Это тебе решать. — А потом: — Лес… Я всегда любил…

— Ты никогда мне не говорил.

— У тебя было слишком много денег… А у меня — так мало. — Он коротко усмехнулся. — Только сотня в год и мои мозги, которые должны были помочь мне заработать состояние! Я собирался написать бестселлер или пьесу, которая произведет фурор, а потом сунуть ее под нос твоему отцу и сказать: «Ну, а что вы скажете теперь, сэр?» Знаешь, он предупредил меня, чтобы я держался подальше.

— О нет!

— О да! «Это все чепуха, дорогой мой, детская влюбленность. Она станет богатой наследницей. Ты что же, хочешь, чтобы за твоей спиной говорили, будто ты охотишься за деньгами, а?» А потом пассаж о том, что он прекрасно ко мне относится, но насчет дочери у него планы другие.

Даже теперь, спустя двадцать лет, в его голосе звучала оскорбленная гордость, непереносимая юношеская обида. Сцена эта предстала перед глазами Лесли, словно она сама там присутствовала — отец, грубый и бестактный, возлагающий на дочь честолюбивые надежды, не имеющий ни малейшего представления о том, что действительно принесет ей счастье. И Джером, гордый, как дьявол, бросающийся прочь из дома, чтобы заработать состояние. Все ее чувства и мысли будто перенеслись на двадцать лет назад.

— Так поэтому ты перестал приезжать? — спросила Лесли.

— Да. Произвести фурор не удалось, но долгое время я ждал, что вот-вот я наткнусь на удачу, прямо здесь, за УГЛОМ. Я старался не приезжать и не видеться с тобой слишком часто: не хотел второй раз услышать, что я охочусь за твоими деньгами. А потом твой отец умер…

— И что же?

Рука Джерома поднялась и снова упала на колено.

— И это довершило дело. К тому моменту я уже понял, что писатель из меня вышел средненький. Если человек не дурак и не трус, он всегда сможет верно себя оценить. Я писал славные второсортные вещицы, и на большее способен не был. Я мог бы зарабатывать пять-шесть сотен в год, но никогда не заработал бы достаточно, чтобы решиться попросить твоей руки. Ну а после я не мог воспользоваться смертью твоего отца в качестве удобного случая, чтобы сделать тебе предложение. Это звучит несколько напыщенно, но, полагаю, это во мне говорила чертова гордость. Поэтому я стал видеться с тобой еще реже. Я думал: «Зачем понапрасну травить себе душу?» Понимаешь, я никогда… никогда не думал, что у меня есть шанс…

— И ты сдался.

— Думаю, да. А теперь… слишком поздно…

— Разве… Джером?

— Я весь поломан…

Румянец, который делал ее похожей на юную девушку, погас. Очень бледная, Лесли протянула к нему руки и сказала:

— Ты все еще любишь меня? Это единственное, что имеет значение — любишь ли ты меня.

Он до боли сжал ее руки.

— Лес…

Это был наполовину призыв, наполовину рыдание.

Глава 30

Оставив мисс Силвер, Мэгги Пелл прошла половину пути вниз по черной лестнице и добралась до поворота, когда вдруг услышала чьи-то тяжелые шаги. Девушка отступила назад, в ванную, и оттуда увидела, что Джуди Эллиот поднимается вверх в сопровождении высокого светловолосого молодого человека в штатском и полицейского сержанта. Поднявшись по ступенькам, они вышли в коридор и зашагали прочь. Звук шагов стих, где-то отворилась и захлопнулась дверь. Джуди Эллиот не возвращалась.

Мэгги немного подождала. Прядь волос выбилась из ее прически и легла на лоб. Девушка сняла фуражку и удостоверилась, что волосы больше нигде не торчат. Если насчет чего она и была привередой, так это насчет прически. Это Глория пусть себе ходит патлатая, Мэгги это совсем не подходит. Ей нравится, когда они зачесаны гладко и блестят, как атлас. А то некоторые девушки ходят в форме, а волосы растрепанные — ну, это вообще следовало бы запретить.

Наконец, поправив прическу, Мэгги спустилась по лестнице и направилась в кухню. Миссис Робине была сильно занята, когда Мэгги пришла в дом, но уйти, даже не повидавшись с нею, девушка не могла. Теперь же миссис Робине была либо в кухне, либо по соседству, в комнате экономки. Сначала Мэгги заглянула в кухню. Там было пусто, но дверь в буфетную стояла приоткрытой, и с дальнего конца доносились голоса Робинса и миссис Робине. Конечно, Мэгги предпочла бы застать ее одну, но не всегда ведь можно выбирать.