Прикажите мне, принцесса (СИ)

Не долетая до пола, струи воды вливались в пустые глазницы скелетов.

И хотя дождь хлестал с силой и напором, ни один скелет так и не сдвинулся с места.

На какое-то время потоки воды так сплелись, что Эреол и скелеты скрылись из виду. А может, это просто пропал свет. Фонарь не выдержал и погас, задутый ветром. Ветер крепчал, София начала мерзнуть. Ветер дул, казалось, со всех сторон. Даже из коридора, где не могло быть никаких сквозняков, ведь окна никто не открывал…

Мурашки на коже быстро превратились в дрожь. София всем телом затряслась от холода. Что-то будто рвалось в замок. Пробивалось или протискивалось прямо сквозь крышу — в зал на верхнем этаже приземистого дворца. И оно было разумным. Оно было… да почти как та бездна, в которую София вглядывалась днем. Только бездна изучала ее, а эта сущность ничего не изучала. Она уже все знала.

Ее присутствие подавляло. Сущность рвалась в зал все неистовее, и София не выдерживала. Разум будто сминался, как старая бумага, под натиском чужой воли — а ведь эта воля даже не была направлена на нее! София сделала над собой усилие, чтобы повернуть голову и покоситься на Элейн. Сестра держалась за виски, бессильно привалившись к стене. На нее подействовало тоже…

А когда стало невыносимо, и София готова была умереть, просто чтобы не чувствовать больше этот чудовищный натиск, все вдруг закончилось.

И на мгновение что-то родное и знакомое словно коснулось души, успокаивая и прося прощения.

Стало легче… Так почему потолок вдруг быстро поплыл в сторону, а мир закрыла черная пелена?

София потеряла сознание и больше ничего не видела и не слышала.

***

Она просыпалась.

Приходила в себя после обморока — и в то же время просыпалась всем существом, сбрасывая с себя паутину наваждений, призраки кошмаров и обрывки миражей. Это получалось само собой. Софии больше не требовалось уходить в себя, прячась от враждебного мира. Мир просто перестал быть враждебным.

Теперь в нем снова было за кого держаться.

София просыпалась, и происходящее окончательно переставало казаться сном. Где-то над ней звучали голоса.

— …королевой? Нет, Эреол. Увольте. Я десять лет подчинялась чужой воле! Или, может, вы хотите сказать, что быть королевой — не значит подчиняться? Я хочу отдохнуть, я держусь только потому, что должна попросить прощения у дочери…

Это говорила мама. София распахнула глаза.

Щекой она чувствовала свернутую шершавую ткань. В кожу впивалась пуговица, но боли это не причиняло. Холод исчез, и София поняла, что полулежит у кого-то на руках. И здесь было так спокойно и уютно, что она могла бы провести всю жизнь в этих объятиях… если бы ее не ждала мама.

— Не мне в это вмешиваться, — произнес почти над самым ухом другой, не менее родной и любимый голос, — но мне кажется, она вас простит. Правда, ваше высочество?

Грейсон смотрел на нее и слегка улыбался. Тихая спокойная улыбка выглядела непривычно на его лице, на котором всегда отражались лишь порывы и страсти. Но в то же время ему удивительно шло. София сама невольно улыбнулась, глядя в его глаза, а потом резко вскочила — и бросилась маме на шею.

Где-то далеко-далеко Элейн переговаривалась с Эреолом. Кто-то смеялся. Звучали чужие голоса. Колдун оживил еще кого-то — то ли придворных, то ли военачальников. София лишь надеялась, что среди них не окажется Кервелина. Но даже Эреол был не настолько безумен.

София проснулась окончательно. Но даже если бы это был сон — она бы охотно провела в нем всю оставшуюся жизнь.

Конец