Они едва успели до наступления полной темноты, шатёр ставили, даже не рассмотрев толком того леса, который их теперь окружал. А поутру, выглянув из шатра, оба буквально онемели. Ночью шёл снег, и вся земля покрылась белым саваном – ровным, чистым и холодным. Первый снег, обычно такой радостный под весёлыми солнечными лучами, хмурым пасмурным утром, казалось, похоронил под собой всё живое, и эта безжизненность холодила не столько ноги, сколько души. Редкие деревья стояли без единого листочка, их чёрные стволы на фоне белого снега казались причудливыми скелетами, которые воздевали к небесам руки ветвей. Они словно замерли в последней мольбе и сейчас уже ни о чём не молили.
Снег скрыл все тропинки и все следы, ехать можно было куда угодно, в таких местах не окликнешь прохожего, чтобы спросить дорогу. Они оседлали коней и пошли верхами шагом меж деревьями неизвестно куда. Долго молчали, в этой мертвенной атмосфере, казалось, даже слова умирали, не успев родиться. Потом Ариэль всё же заговорил:
– У меня всё Ланселот из головы не выходит, да и никогда не выйдет. Великий рыцарь. Он встретился с таким обольстительным злом, что тут кто угодно погиб бы, а он выбрался к Свету живой. Больной, израненный, отравленный, измученный, но всё-таки живой. Он уже видит Свет, Жан, не сомневайся, он Его видит. И вот я вспоминаю своих братьев, рыцарей Ордена пресвитера Иоанна. Трудно даже объяснить, какие это замечательными люди, какие хорошие у них души. Но за счёт чего? В нашем мире всё очень правильно, почти безупречно. Нам не приходится преодолевать дьявольские искушения. Не потому ли мы такие замечательные? А если бы наши рыцари сталкивались с искушениями и соблазнами уровня ланселотовых, так может быть большинство из нас погубили бы свои души? Чего стоит человек, пока он не прошёл через тяжёлые испытания? Неизвестно, чего он стоит.
– А ведь у нас, Ариэль, мечтают о такой жизни, как ваша – чистой, правильной, без соблазнов и искушений. И мечтают о такой жизни, заметь, наши лучшие люди.
– Так вот знаете ли вы о чём мечтаете, и об этом ли надо мечтать? Всё лучше начинаю понимать, что дорога в рай лежит через Голгофу, через страдание, через то самое зло, от которого вы хотите избавиться. Можно ли так проложить жизненный маршрут, чтобы попасть в рай, обогнув Голгофу?
– Но, дорогой Ариэль, человек не может мечтать о страданиях. Не может мечтать об искушениях и соблазнах, чтобы их преодолеть. Человек не может мечтать о Голгофе. А разве должен?
– Конечно, не должен. Но выйдет ли иначе?
И тут Ариэль услышал лёгкий звон железа, не оставлявший сомнений в том, что где-то рядом скачет на коне рыцарь, а вскоре меж чёрных стволов он увидел и самого рыцаря, лёгкой рысью скакавшего пересекающим курсом. На рыцаре были красные, сильно помятые доспехи, шлем снят и приторочен к седлу, длинные нечёсаные волосы придавали ему вид неопрятный. Шагов за десять друзья остановились, Жан окликнул незнакомца:
– Приветствую вас, благородный рыцарь.
Всадник тоже остановился, на его безразличном, немного сонливом лице отразилось удивление, похоже он только сейчас их заметил. В ответ он даже не сказал, а как-то странно проскрипел:
– Мир вам, странники.
Было похоже, что рыцарь давно уже ни с кем не говорил и в ближайшее время не собирался. Жан представился и сказал растерянно:
– Кажется, мы заблудились в этом лесу, не поможете ли нам выбраться на дорогу?
Красный рыцарь тоже представился:
– Меня зовут Персеваль. Вам повезло, что вы встретили меня, потому что вас зачем-то понесло в непроходимую чащу, из которой вы и за неделю не выбрались бы. Если вы поедете вместе со мной, то через несколько часов выберетесь на дорогу.
Они так и сделали. Ехали некоторое время молча, потом Жан не выдержал и спросил:
– Куда держит путь благородный Персеваль?
– Еду молиться и плакать на могиле матери. Она умерла недавно, так и не дождавшись меня.
– Соболезнуем… Но что стало причиной смерти вашей матушки, если вам не слишком тягостно об этом говорить?
– Мне в любом случае будет тягостно, говорить или молчать не имеет значения, а думать я всё равно ни о чём другом не могу. Матушка умерла от тоски, не выдержав разлуки со мной. Лет десять назад я покинул отчий дом, где с тех пор не был, а матушке ни разу даже весточки не послал, и вообще не вспоминал о ней никогда. Перед вами чудовище, господа.
– Мир полон легенд о вашем благородстве, дорогой Персеваль.