Приключения аскета

Кто-то затопал, Фрай напрягся, из-за угла показалась сначала рука с пистолетом, затем и сам обладатель и её, и содержимого.

«Ты свихнулся! Убери глок, здесь не дикий запад!»

Анахорет старался не кричать, опасность на первый взгляд отсутствовала, в этих залах царила своеобразная атмосфера и шуметь категорически не хотелось.

«Я ЗНАЮ, что делать и делаю, снова пытаешься навязать мне своё мнение.»

Краймен выглядел бодрым и выпрямился, словно по струнке. Говорил также чётко, не мямлил и не запинался, изменения были на лицо, несбыточный страх и перенапряжение сменили место готовности в любой момент взять разбег или ударить. Фрай обратился:

«Рад, что ты, наконец, в себе, хоть и мало в это верится», — и добавил:

«Самое сложное за спиной, двигаем дальше по списку».

Дружбу было не склеить, это знали оба, и визуально поменявшись, Краймен был собой только под влиянием внешних факторов, а без них он опять бы потерял бы не только внешний облик, но и сущность. Человек иногда болеет, и болезнь иногда входит в стадию ремиссии. Но вернёмся к нашим, пока что неразлучным коллегам. Пультовая была здесь же в этой части здания, и даже в этом коридоре, так что идти было не далеко. Поверженную охрану оставили здесь же на полу лежать на животе и ждать спасительной утренней смены. Дойдя до места, Фрай и Край увидели не менее жалкую картину чем видел один из подельников рассматривая другого. За пультом сидел белый как полотно охранник, изо рта текла слюна, регистратор он держал в обнимку — зрелище, учесть масштабы телес Дженкинса, было пренеприятное. Подёргивания головой вверх — вниз означали одно — у него что-то вроде эпилепсии или припадка, может он и мог сидеть, но на защитные рефлексы эти его слюни мало походили.

«Чёрт побери, что с тобой Дженкинс?», — не хотелось прерывать ход операции, да и выяснять что-либо не было времени, ясно как божий день было следующее: что-то в момент нейтрализации охраны заставило испугаться, более того испытать на себе все ужасы кататонического синдрома. «Нет, явно не эпилепсии, он не дёргается, но идти, могу поспорить явно не сможет, ну или по крайней мере далеко точно не в состоянии. Да и проблемы с лишним весом сейчас не на руку толстому Дженкинсу. Фрай снял маску, так можно было хотя бы попытаться что-либо донести до него.

«Сейчас ты отдашь эту штуковину Краймену, потом мы поговорим… Недолго… Ты сделаешь всё возможное чтобы прийти в себя, у тебя должно получиться, вся ночь ещё впереди». Дженкинс всё слышал, но вот говорить пока не мог…

«Давай приходи в себя!», — Фрай аккуратно взял одной рукой его за лицо и начал медленно, но сильно поворачивать к себе, и о чудо, тот послушно повернул голову и посмотрел вверх. Анахорет направил встречный взгляд и начал осматривать лицо, в поиске других улик, означающих помешательство, помимо вышеуказанной слюны. Сказать, что Фрай удивился, значит ничего не сказать: Дженкинс кажется поседел — виски ранее белые на кончиках, теперь красовались снежной порослью, рачительно отделяющей остальной скальп по дуге. Кроме всего прочего сверху на щеках и лбу появилась сосудистая кровавая сетка… Один момент… Вместе с ней морщины… Паутины создавали причудливый узор, создавая вычурные лабиринты, контрастируя с остальной частью физиономии, цвет кожи которой был кипельно-белым. Облик кардинально отличался от привычного доселе. Фрай чуть не сел. «Что-то здесь случилось, может инфаркт? Или перенервничал, но тогда почему не раньше, тогда в квартире…

«Нам важно знать, что произошло? У тебя был инфаркт, может инсульт или приступ какой-то, например, эпилепсии?»

Краймена заметно заинтересовало происходящее, он сел на соседнее кресло напротив, и слегка поворачиваясь из стороны в сторону, наблюдал, подперев голову кулаком. Дженкинс, кажется, услышал вопрос, да и вообще был приличного уровня ай кью, видно, что восстанавливался после пережитого, несмотря ни на что, очень быстро — лицо розовело, губы зашевелились и глаза начали моргать. Анахорет поймал себя на мысли о том, что не помнит моргал ли тот последние минут семь — ровно столько они добивались его внимания.

«Вы не видели?»

Фрай вспомнил ту фигуру в картинном зале, в том что предстояло им посетить и помрачнел.

«Не видели, Дженкинс, если испугался или болеешь, то самое время всё рассказать, потому что ты поменялся, а глаза будто не твои».

Глаза и впрямь преобразились, посмотрев на Фрая, охранник предстал в полной метаморфозе: зрачки стали по кошачьи вытянутыми, будто кривые пепельницы, а глазное яблоко, его роговица, опять-таки пронизана этими капиллярами, но вид как и всё лицо создавался даже нет, не то чтобы нездоровый или старый, или будто человек пережил посттравматический шок и тот остался в виде одной большой побочки.

«Я в порядке… Просто этот музей, он будто ожил, понимаешь? Будто живёт своей жизнью… И… Я… Много чего передумал за это время, много всего накатилось, и Нил, он будто всё знает, будто сам был здесь… Ладно, мне надо меньше летать в грёзах, я будто проваливаюсь, понимаешь, прорываюсь сквозь терновые колючки».