Первый этап приходится на тот момент, когда барон заметил уток. Представляемое читателю-слушателю явление настолько очевидно, что никто не подумает усомниться в происходящем. Второй этап — удар о косяк двери. Это также представляется возможным и не может вызвать возражений. Любой человек в своей житейской практике хотя бы раз ощущал удар, от которого «из глаз сыплются искры». Прямое понимание переносного значения идиомы позволяет барону подготовить слушателя к следующему этапу: к моменту непосредственной охоты на уток. Обнаружив потерю кремня, Мюнхгаузен вспоминает об иной возможности добыть огонь и использует ее, ударив себя кулаком по глазу. После выстрела, совершенного лишь один раз, барон подбил «пять пар уток, четырех красноголовых нырков и пару лысух»[300]
. Подобная удача стала возможна лишь потому, что барон сохранил присутствие духа, как он замечает[301].Интересы барона Мюнхгаузена вращаются вокруг лошадей и собак. Прибыв в Россию, барон заявляет, что не будет говорить ни «об образе правления, искусстве, науках и других достопримечательностях», а обратится к более важным и значительным предметам — к лошадям и собакам[302]
. Эти слова однозначно очерчивают круг интересов Мюнхгаузена. Его не волнуют достижения человеческого гения, страдания людей, их стремления, надежды, страхи. Для дворянина, подчеркивает барон, значительно более важными предметами являются развлечения, упражнения в верховой езде и тому подобные благородные занятия, а не латынь или греческий язык[303].В военных рассказах, составляющих вторую большую группу повествований Мюнхгаузена, круг занятий барона несколько расширяется. Несмотря на то что Мюнхгаузен по сути своей военной деятельности настоящий наемник, он прикрывает это занятие фразами о своем бескорыстии. Так, при осаде Гибралтара барон отказывается от офицерского звания, предложенного генералом Эллиотом. Мюнхгаузен упорно стремится сохранить свою независимость от сильных мира сего и неустанно подчеркивает, что простая благодарность для него важнее любых материальных благ, хотя никогда не отказывается от возможности поправить свои далеко не блестящие финансовые дела.
Все шванки, входящие в книгу об «Удивительных приключениях барона Мюнхгаузена», имеют значительные элементы фантастики. Выделение фантастических рассказов в отдельную группу носит весьма условный характер. Их сюжеты развиваются преимущественно в мирное время, действие разворачивается в разных концах земли. Фантастические путешествия и приключения дают возможность показать барона Мюнхгаузена на широком фоне общественной жизни разных стран и народов. Конечно, было бы неверным говорить о реалистичности рассказов о далеких странах и народах. Автор, вероятно, и не стремился к документально точному показу действительности. Для него было важнее поставить Мюнхгаузена в различные положения, которые позволили бы показать его с разных сторон, выявить или оттенить его «необыкновенные качества».
Приключения и путешествия барона можно рассматривать как продолжение линии Рабле и Свифта в мировой литературе. Рабле своей книгой «Гаргантюа и Пантагрюэль» дал образец литературного произведения, которое является классическим сплавом народной средневековой культуры и культуры образованных гуманистов. Свифт показал в «Гулливере» как британские условия, так и возможности человека, который одновременно является великим и низким, мудрым и глупым, передовым и цепляющимся за рутину. Эти писатели ввели в литературный обиход тип социальной сатиры, которая позволила показать человека и окружающую его среду в их взаимообусловленности, сложности и взаимопроникновении.
Уже начальные строки книг Свифта и Распе—Бюргера в значительной степени перекликаются. Гулливер и Мюнхгаузен ведут рассказ от первого лица. Обе книги появились на свет анонимно. Они представляют собой рассказы «очевидцев» о пережитом. Но если книга Свифта является сатирой на современное писателю общество уже с первых страниц повествования, то Бюргер в значительной степени начинает свое произведение как откровенно развлекательное. Показательно, что во второе издание Бюргер не включает предисловия к четвертому английскому изданию, которое указывает параллели к «Путешествиям Гулливера» Свифта.
Свифта и Бюргера роднит отношение к ученым. Несомненно, они оба подвергают осмеянию лженауку. Бюргер верит в возможности науки в познании мира. Если английский автор показывает государство ученых, которые занимаются пустыми делами и считают, что бьются над постижением истины, то в этом смысле Свифт, безусловно, прав, обличая глупость апологетов такой науки. Бюргер чрезвычайно заинтересованно относился к науке, старался отделить ее от лженауки. Для него характерно уважение к изучению проблем, которые не могут обещать моментальных практических результатов. Он считает, что в мире существует множество вещей, о которых человек пока не имеет представления[304]
. Писатель понимает это не как недостаток науки или ученых, а как несовершенство знаний человека на определенном этапе.