Приключения, почерпнутые из моря житейского

Авдотья Селифонтовна помотала отрицательно головой, взглянув с содроганием на Прохора Васильевича.

– Поедемте, маменька, – сказала она матери.

– Куда это, куда тебе ехать?

– Я здесь ни за что не останусь, – отвечала Авдотья Селифонтовна.

Марья Ивановна прикрикнула на дочь, но это не помогло; она снова залилась слезами, завопила, что ее морочат, что подставили ей вместо Прохора Васильевича бог знает кого.

– Нет, уж вы этого не извольте говорить, Авдотья Селифонтовна, – сказал Василий Игнатьич, – не извольте говорить, что бог знает кого подставили! на подставку Прохору у меня нет никого; а я вот что смекаю: вас обоих испортили!…

– Ох, так, так! – проговорила, вздохнув глубоко, старая няня Авдотьи Селифонтовны, – кто-нибудь сглазил!

– Чего доброго! – прибавила Матвевна, – и сомнения никакого нет!…

– Ох, господи, что вы это говорите! – вскричала встревоженная словами Анисьи и Матвевны Марья Ивановна, – ужели Дунечку мою испортили? Да чем же, чем?… Дунечка, душа моя, ты что ж такое чувствуешь, скажи мне? Головка, что ли, болит?

– А бог знает, что такое, – проговорила Дунечка жалобным голосом, – я ни за что здесь не останусь, в чужом доме.

– Какой же чужой, сударыня моя, – начал было Василий Игнатьич; но слова его были прерваны докладом, что в зале его ожидает квартальный.

– Какой квартальный? – спросил с испугом Василий Игнатьич.

– Нашей части.

Крякнув, Василий Игнатьич пошел в залу.

– Мое почтение, батюшка Иван Федотович… как вас бог милует?… покорнейше просим!…

– Василий Игнатьич, – начал квартальный, присев вместе с хозяином, – дело-то не ладно…

– Что такое, батюшка Иван Федотович? – спросил с испугом Василий Игнатьич.

– Да вот что: ко мне привели женщину, которая доказывает, что она жена вашего сына.

– Помилуйте! да это, сударь, здесь ее и взяли; какая-то пьяная или полоумная… подняла такой крик…

– Я, конечно, сам поусомнился; подумал, что, может статься, Прохор Васильевич и имел с ней знакомство, так… когда-нибудь… понимаете? Обещал, может статься, и жениться на ней, да бросил потом, знаете… все это вещи обыкновенные… так она, может статься, и с ума сошла – бывает. Я слушал, слушал, вижу, очень не дурна собой; только гиль несет: говорит, что в Переяславле у нее брат, что там Прохор Васильевич познакомился с ней в прошедшем году.

– Помилуйте, Иван Федотович! – воскликнул снова Василий Игнатьич.

– Позвольте; это еще все возможное дело, все может статься…

– Да помилуйте, Иван Федотович, в прошлом году Прохор был в Немечине!…

– Позвольте, Василий Игнатьич, я ведь не говорю, чтоб это так точно и было, да ведь кто ж ее знает, может статься из всего этого возникнет дело…

– Господи! – проговорил Василий Игнатьич, – вот послал бог наказание со всех сторон!

– Позвольте; ведь как возьмешься за дело? Я, конечно, не поверю какой-нибудь бабе; притом же она говорит, что будто Прохор Васильевич в Рохманове лежал больной, а дня с четыре тому назад отправился к вам.

– Экой сумбур! Да что ж ее и слушать, Иван Федотович! мало ли что наговорит сумасшедшая; сами вы знаете, что Прохор уже месяц как возвратился из чужих краев, а вчера была свадьба. Женили, сударь, его на Авдотье Селифонтовне; да вдруг вот заболел, бог его знает…

– Оно так, действительно, Василий Игнатьич: да ведь мы обязаны снять допрос. Оно, может статься, и ничего, пустяки, мало ли мошенниц бывает; да дело-то пойдет в огласку… и вам запросцы и Прохора-то Васильевича на личную ставку потребуют… Так я уже и не знаю, как тут быть?… Оно, конечно, может статься, что она в беспамятстве и не помнит, что говорит; да ведь хуже-то всего вот что…

Квартальный вынул из кармана бумагу,

– Извольте-ко посмотреть.

– Что это?… паспорт Прохора?…

– Да-с; он у нее был.

– Ах ты, владыко, царь небесный! да она украла его! – покричал Василий Игнатьич.

– Оно может статься; да кто ж ее знает; а ведь это все приложится к делу.

– Ну! уж этого я и не понимаю!…

– Прощенья просим! – сказал Селифонт Михеич, выходя

из гостиной.

– Куда ж это вы, Селифонт Михеич?

– В город, Василий Игнатьич; жена покуда останется здесь. Дунечка-то одурела… Прощенья просим…

– Ох-о-хо! – проговорил Василий Игнатьич, – уж не знаю, что и делать! Прощайте покуда, Селифонт Михеич… Пойдемте-ко, Иван Федотович, ко мне, поговорить; а то здесь всё

мешают…

– Я вам говорю, что это все чье-нибудь мошенничество, – сказал Василий Игнатьич, кончив совещание, – я так смекаю, что кто-нибудь подучил ее…

– Я сам то же думаю; да и без всякого сомнения, – отвечал квартальный выходя, а в таком случае что ж делать?… Знаете, чтобы оправить правого, не грех и покривить душою, если нет другого средства.

– Так, так, сударь, так! – отвечал Василий Игнатьич,

низко кланяясь.