Приключения Ричарда Шарпа. Том 2

Лейтенант Прайс растянулся во весь рост, прикрыв кивером глаза. Он только улыбался, слушая многословные ругательства Шарпа. Когда майор закончил, Прайс откинул кивер:

– Все потому, что мы трудимся в воскресенье, в день Господень. Никогда ничего хорошего не выходит из работы в священный день отдохновения. Так отец говорил.

– Еще и 13 число, – мрачно поддакнул сержант Макговерн.

– Мы трудимся в воскресенье, – подчеркнуто спокойно произнес Шарп, – потому как нам нужно закончить это дело до Рождества, тогда мы сможем вернуться в батальон. Тогда можно будет сожрать гуся, которого купит майор Форрест, и напиться рому с майором Лероем. Если не хотите, можете вернуться в Френаду. Вопросы?

Прайс прошепелявил, как сопливый мальчишка:

– Что вы купили мне на Рождество, майор?

Сержанты расхохотались, а Шарп заметил, что Джилайленд наконец-то готов. Он поднялся и отряхнул от земли и травы свои французские кавалерийские рейтузы, которые носил с зеленой курткой стрелка.

– Пора идти. Начнем, пожалуй.

Уже четыре дня он проверял ракеты Джилайленда. Он уже знал, что скажет: они ни на что не пригодны. Впечатляют, даже захватывают – но безнадежно неточны.

Ракеты в качестве оружия пытались использовать неоднократно. Джилайленд, обожавший свои игрушки, рассказал Шарпу, что впервые их применили в Китае много сотен лет назад. Сам Шарп тоже видел их в бою – они стояли на вооружении индийских армий, – но надеялся, что британские ракеты, сделанные по последнему слову инженерной науки, окажутся лучше тех, что расцвечивали небо над Серингапатамом[207]

.

Ракеты Конгрива выглядели абсолютно так же, как установки для праздничных фейерверков в Лондоне, только больше. Самая маленькая из ракет Джилайленда была одиннадцати футов[208] в длину, из которых два фута приходились на цилиндр с пороховой смесью, увенчанный ядром или разрывным снарядом; остальную длину составлял длинный шест-стабилизатор. Наибольшая же из ракет, если верить Джилайленду, была двадцати восьми футов в длину, ее корпус, содержавший полсотни фунтов[209] взрывчатки, с трудом мог обхватить человек. Если такие ракеты смогут хотя бы относительно точно попадать в цель, они станут весьма опасным оружием.

Спустя два часа, проведенные под неожиданно теплым декабрьским солнцем, сиявшим в безоблачном небе, Шарп все еще продолжал испытания людей Джилайленда, хотя и считал их бессмысленной тратой времени. Вообще-то, он сомневался, что Джилайленду представится хотя бы один шанс взаимодействовать с пехотой, но в новом оружии было что-то невыразимо очаровательное.

Возможно, думал Шарп, в четвертый раз давая команду стрелкам очистить пространство для ракет, все дело в математике. В артиллерийских батареях по шесть пушек, но для их обслуживания нужно 172 человека и 164 лошади, при этом в бою такая батарея может делать двенадцать выстрелов в минуту. У Джилайленда столько же людей и лошадей, но он за ту же минуту может обеспечить до девяноста выстрелов и, поддерживая этот темп в течение четверти часа, выпустить по врагу четырнадцать сотен ракет – ни одна артиллерийская батарея не в состоянии померяться с ним силами.

Но есть еще одно отличие, и весьма прискорбное: десять пушечных выстрелов из дюжины с расстояния в пять сотен ярдов попадают в цель, но Джилайленд и с трех сотен ярдов попадал хорошо если одной ракетой из полусотни.

Шарп в последний на сегодня раз дал команду стрелкам. Прайс в ответ махнул с дальнего края долины:

– Чисто, сэр!

Шарп повернулся к Джилайленду и крикнул:

– Огонь!

Стрелки вокруг заулыбались в предвкушении. В этот раз будет запущена всего дюжина небольших ракет, уже лежавших в желобах-стапелях: после запуска они должны лететь вдоль земли. Артиллеристы подожгли запалы, в небо заструился легкий дымок, затем двенадцать ракет почти одновременно рванулись с места. За каждой тянулся хвост из дыма и искр; трава позади стапелей горела. Ракеты, слегка приподнявшись над покрытой инеем травой и наполнив долину грохотом, все ускорялись и ускорялись. Они с визгом неслись над пастбищем, а люди Шарпа радостно улюлюкали им вслед.

Одна ракета задела кочку, перевернулась, сломав шест, и грохнулась оземь, изрыгая пламя и темный дым. Другая вильнула вправо и столкнулась с соседкой, обе нырнули в траву. Две, казалось, шли ровно, все остальные выписывали над травой замысловатые кренделя.

Все, кроме одной. Эта одна взлетала по крутой дуге все выше и выше, почти скрывшись за дымным хвостом – казалось, она на нем стоит. Шарп наблюдал за ней прищурившись – от яркого неба болели глаза – и заметил момент, когда в клубах дыма мелькнул шест-стабилизатор: ракета перевернулась, показалось пламя, и она снова помчалась к земле, с каждой секундой набирая скорость. Она вопила и визжала, как будто пытаясь запугать тех, кто ее запустил.

– Бегите! – крикнул Шарп артиллеристам.

Харпер, на время забывший свое возмущение произошедшей резней, расхохотался.

– Бегите, идиоты!