Приключения Ричарда Шарпа. Том 2

Вычерчивание схем ирригации окрестных полей пробудило в Дюко художественный талант, и Шалон приводил из деревни смазливых девчушек для позирования перед мольбертом. Майор решал неразрешимые математические загадки и учился играть на спинете. Он исчеркал географические атласы, переигрывая кампании Наполеона и расширив границы его империи дальше, чем тот когда-либо дерзал мечтать. Порой он облачался в пышную форму из багажа императора и спускался в село. Крестьяне косились на близорукого помешанного в щедро расшитом золотой канителью мундире французского маршала и сабелькой, путающейся в жидких, похожих на стебли поганок, ножках. Хоть он и звал себя графом Понятовским, сетуя на судьбу, забросившую его так далеко от родной Польши, селяне только прятали в усы усмешки. Они знали, что безумец — такой же француз, как и их король, с той лишь разницей, что тот когда-то и вправду был маршалом Франции.

Шалона мало волновали дорогостоящие прихоти майора. О точной цене сокровища императора сержант имел смутное представление, справедливо полагая, что речь идёт о сумме фантастической, которую мотовство Дюко едва ли способно заметно уменьшить. Когда же майор распорядился нанять в Неаполе дополнительных охранников, проняло даже невозмутимого Шалона:

— Ребятам не понравится выкидывать деньги на ветер.

— Охранникам я буду платить из своей доли.

Щедрость майора объяснялась просто: во-первых, он, в отличие от сержанта, давно подсчитал примерную стоимость похищенного; а, во-вторых, сокровище, помещённое в окованный железом сундук, находилось в одной из комнат Дюко.

Шалон предпринял ещё одну попытку переубедить майора:

— Могут начаться свары между моими ребятами и новыми.

— Не смешите меня, сержант, с вашим-то опытом?

— Новые тоже захотят баб.

— Получат.

— И оружие надо, мсье.

— Надо, так надо. Бойцов бери лучших.

Шалон съездил в Неаполь и нанял два десятка бывших вояк. Это были отбросы, признался Дюко по секрету сержант, пьяницы, дезертиры, висельники, но дело они своё знали, а щедрая плата гарантировала их верность.

«Новые» облюбовали под жильё центр виллы, где в стенах зияли дыры, а потолки сохранились местами. Наёмники прибыли со своими женщинами и собственными пистолетами, саблями и ружьями. Ссор не затевали, сразу признав авторитет Шалона. Да и с чего бы им дёргаться? За минимум усилий им платили хорошие деньги. С работодателем они почти не сталкивались. На террасу новые не совались, а он покидал своё убежище лишь ради редких прогулок по внутреннему двору в очередном раззолоченном мундире. Шлюхи его не интересовали. Всего один раз он приказал привести к себе девку. Вернулась она в полном недоумении. Делать он с ней ничего не делал, просидел минут двадцать, неотрывно глядя в море, там, где на севере за горизонтом находилось логово другого изгнанника, Наполеона Бонапарта. Затем, словно вспомнив о потаскухе, он отпустил её слабым взмахом ладони. И зачем звал? Новые считали «графа Понятовского» тронутым чудаком. Чудаком полезным, ведь платил он вдосталь, кормил досыта, поил допьяна, а, когда из деревни к нему явились родственники изнасилованной кем-то из наёмников девчонки, не скупясь, отсыпал им золота. Виновника же наказывать не стал, устроил подобие учений, в конце которых заявил опешившему Шалону:

— Надо бы нам пушку.

Сержант Шалон на миг прикрыл глаза, досчитал до десяти и спокойно спросил:

— Есть необходимость, мсье?

— Жизненная необходимость!

Дюко втемяшилось, что он может чувствовать себя в безопасности лишь при наличии пушки. Он показал сержанту позицию на южном краю виллы, откуда полевое орудие будет держать на мушке дорогу:

— Так что езжайте в Неаполь, Шалон, и без пушки не возвращайтесь.

Спустя три дня Шалон приехал с устаревшим «кузнечиком», лёгкой пушкой, полвека назад стоявшей на вооружении пехотных батальонов некоторых армий. Предполагалось, что для переноски орудия достаточно двух человек. Изобретатель, видимо, никогда не пробовал пробежаться по пересечённой местности с метровой бронзовой бандурой на плече. Лафет орудию заменяли четыре крепкие подпорки. При выстреле пушка подпрыгивала и опрокидывалась, чем и заслужила прозвище.

— Всё, что нашёл, мсье. — смущённо оправдывался Шалон.

Дюко же был счастлив. Неделю со скалы гремели пушечные выстрелы. Трёхсотграммовый пороховой заряд забрасывал двухсполовинойфунтовое ядро на шесть сотен метров. Потом забава Дюко надоела. К тому же он некстати вспомнил, что «кузнечиками» в Испании французы звали английских стрелков, и страх перед Шарпом вновь безраздельно завладел очкастым майором.

В день, когда Шарп и Харпер покинули шато, Люсиль обнаружила на комоде в своей комнате сложенный листок. На бумаге было крупно выписано её имя. Под запиской лежали двадцать английских золотых гиней.