Приключения Ромена Кальбри

– То место, где мы будем ночевать?

– Я не знаю. Мы пойдем вперед и будем все идти и идти…

– Но я не могу больше идти. Знаешь что, Ромен, оставь меня, помоги мне только дойти до какого-нибудь угла, чтобы я могла присесть.

Я взял ее за руку. Я хотел увести ее из Парижа. Мне казалось, что в деревне мы скорей могли бы найти приют: кирпичный завод или заброшенный дом, а может быть, постоялый двор, – одним словом, какое-нибудь убежище. Между тем на этих многолюдных улицах, где каждый спешил по своим делам, где на каждом шагу жандармы могли остановить нас и спросить, куда мы идем, я чувствовал себя совершенно потерянным.

Мы шли уже четверть часа, но почти не подвинулись вперед. Мы дошли до места, где не было домов: с одной стороны тянулись перила, а с другой – громадная бесконечная стена. Над стеной видны были верхушки деревьев, покрытые снегом, около стены ходили часовые. Дьелетта едва держалась на ногах, я почти нес ее. Несмотря на холод, пот катился с меня крупными каплями не столько от усталости, сколько от нервного истощения: я видел, что Дьелетта больна, и не мог себе представить, что мы будем делать дальше?

Наконец Дьелетта выпустила мою руку и, обессиленная, опустилась на тротуар прямо в снег. Я хотел ее поднять, но она уже совсем не могла держаться на ногах и все равно падала.

– Конец, – сказала она слабым голосом.

Я сел рядом с ней и старался объяснить ей, что нам надо идти, иначе мы замерзнем. Она была безучастна, ничего не отвечала мне, точно ничего не слышала. Одни только руки ее казались живыми – они горели, как в огне.

Мне стало страшно. Никто не проходил мимо нас. Я встал, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости. Ничего, никого, только стены и снег. Я просил ее, умолял подняться и идти за мной, но она ничего мне не отвечала. Я пробовал ее нести, она не сопротивлялась, но через несколько шагов мне пришлось сесть отдохнуть. Я не мог нести ее – потому что сам слишком устал.

Она опять легла на землю. Я сел рядом. «Да, это конец, – подумал я, – ей придется умереть тут». Без сомнения, она понимала наше положение, потому что склонилась ко мне и холодными дрожащими губами поцеловала меня. Сердце мое сжалось, на глаза навернулись слезы.

Я все еще надеялся, что силы вернутся к ней и мы продолжим наш путь, но она не двигалась, лежала с закрытыми глазами, и, если бы она не дрожала, я бы подумал, что она уже умерла.

Двое или трое прохожих, увидев нас сидящими на снегу, остановились, посмотрели с удивлением, но пошли своей дорогой.

Надо же что-нибудь делать! Я решил попросить помощи у первого, кто пройдет мимо нас. Это был рабочий. Он сам подошел поближе и спросил, что мы здесь делаем. Я ему сказал, что сестра заболела и мы не можем идти дальше.

Начались расспросы. Я ему сказал (историю я придумал заранее), что мы идем к родителям в Пор-Дье, это очень далеко, на берегу моря, что идем мы уже десять дней. Он слушал меня с удивлением.

– Но ведь девочка может умереть по дороге! Ко мне идти далеко. Куда бы это вас пристроить?

Но Дьелетта так ослабела, что не могла даже встать.

– Девочка-то совсем больна!

Он взял ее на руки и понес, а мне велел идти за ним.

Минут через пять мы встретили жандарма. Он остановил нас и спросил, почему девочку несут на руках.

Рабочий рассказал ему все, что услышал от меня.

– Пойдемте в приемный покой! Как бы девочка-то не умерла, – обеспокоился жандарм. Вскоре мы подошли к какому-то дому, над дверями его висел красный фонарь. В большой комнате около камина, в котором трещали дрова, сидели жандармы.

Так как Дьелетта не могла говорить, то допрашивали меня, и я опять рассказал свою историю.

– Я, право, думал, что она умерла, – сказал рабочий, – а ко мне идти далеко, да и доктора у меня нет…

– Нет, она жива, но очень больна, и ее надо отнести в центральное отделение.

– Ну, а ты? – спросил меня дежурный полицейский. – Есть у тебя средства к существованию?

Я смотрел на него, ничего не понимая.

– Есть у тебя деньги?

– У меня есть двадцать су.

– Ты можешь идти, но если тебя найдут на улице, тебя арестуют.

Дьелетту положили на носилки, завернули в одеяло, потом вместе с носилками покрыли простыней и унесли.

Рабочий звал меня с собой, но я отказался. Я решил идти за Дьелеттой, чтобы все узнать о ней.

Я был обескуражен, поскольку не предполагал, что она так больна. Нужно было узнать, куда ее понесут, и хоть мне и сказали, что если меня найдут на улице, то арестуют, я все-таки решил следовать за носилками.

Мы расстались с добряком-рабочим, – он оказался шорником, – и я поблагодарил его за помощь.

– Смотри, малый, пропадешь, – сказал он мне и сунул в руку какую-то монету. Но я так был занят мыслью о Дьелетте, что даже не посмотрел, сколько он мне дал, и опустил деньги в карман.

Мы шли долго. Перешли Сену, пришли на площадь, где была большая красивая церковь. Мне позволили войти вместе с ними. Господин в черном подошел к носилкам, открыл простыню, Дьелетта лежала красная, как пион.

Он начал ласково ее спрашивать, я подошел и отвечал за нее на его вопросы. Здесь мне пришлось в третий раз рассказать мою историю.