Я пообещал молчать, взобрался меднику на спину, и мы взлетели. Мы поднимались всё выше и выше; когда я увидел далеко внизу остров Серендиб таким маленьким, что он, казалось, мог поместиться на ладони, то не удержался и воскликнул:
– Какое чудо!
В то же мгновение крылья моего приятеля бессильно повисли и мы полетели вниз.
Мы рухнули прямо в море. Мне повезло, и я не расшибся о воду, но моему бедному товарищу не посчастливилось: его крылья намокли и увлекли его на дно. Сам же я с трудом доплыл до берега и больше никогда не напрашивался в спутники своим крылатым друзьям.
Как ни прекрасен был остров Серендиб, осмотрев его, я снова стал тосковать по родине и при очередном свидании с царём сказал ему, что хотел бы возвратиться в свою страну. Он отпустил меня так же милостиво, как встретил, и заставил принять на прощание богатые дары; другие же, ещё более драгоценные, поручил мне передать вместе со своим письмом нашему славному калифу Гарун-аль-Рашиду.
Я почтительно принял письмо и дары, обещая его величеству в точности исполнить возложенное на меня поручение.
В письме царь Серендиба рассказывал нашему калифу о могуществе и богатствах своего острова и предлагал ему свою дружбу.
И вот настал день, когда наш корабль поднял паруса и, подгоняемый попутным ветром, понёсся в морскую даль; на этот раз наше долгое плавание прошло вполне благополучно. Мы прибыли в Балсору, откуда, не медля ни минуты, я возвратился в Багдад. Первым делом по прибытии я, разумеется, исполнил царское поручение.
Я облёкся в свои лучшие одежды и отправился ко дворцу, где поднёс его величеству сначала письмо, а потом все дары царя Серендиба. Прочитав послание, калиф спросил меня, правда ли всё то, что он пишет о своём могуществе и несметных богатствах. Я отвечал:
– Повелитель правоверных! Могу свидетельствовать, что царь Серендиба ни одним словом не преувеличивает своих неисчислимых богатств и окружающего его блеска. Кроме того, я должен сказать, что царь Серендиба очень мудр и справедлив; ни в столице его, ни в других владениях нет ни одного судьи: его народу они не нужны, потому что он руководствуется в своих поступках своей собственной совестью и строго соблюдает закон.
Калиф был очень доволен и полученными сведениями, и дружественным посланием, и дарами. Он отпустил меня, наградив богатым подарком.
Седьмое, и последнее, плавание Синдбада
Как-то раз слуга доложил, что меня желает видеть придворный сановник. Я вышел ему навстречу, и он сказал мне, что калиф немедленно требует меня к себе.
Я тотчас явился в приёмную залу государя и, приблизившись к нему, преклонил колени у подножия трона.
– Встань, Синдбад, – сказал мне калиф, – и выслушай моё желание: ты окажешь мне большую услугу, если возьмёшься доставить царю Серендиба мои дары и мой ответ на его письмо. Пусть он узнает, что я с радостью готов заключить с ним дружеский союз.
Ослушаться государя было нельзя, и мне пришлось снова собираться в дорогу.
В несколько дней я приготовился к отъезду; затем, получив от калифа его дары и письмо царю Серендиба, снова распростился с семьёй и отправился в путь. Плавание на этот раз было удачным, и мы без задержек прибыли на остров Серендиб. Там я был принят с большим почётом, и меня немедленно пропустили во дворец. Там я объяснил царю цель своего визита и вручил ему дары и письмо.
Это тронуло царя и обрадовало как проявление высокоценимой им дружбы нашего повелителя.
Вскоре мы отплыли обратно, надеясь так же благополучно возвратиться в Багдад, как прибыли оттуда, но Бог судил иначе.
Дня через три или четыре после начала плавания нас настигли морские разбойники и без труда захватили наш корабль. Обобрав нас дочиста, корсары перевезли всех на далёкий остров и там продали в рабство.
Мне суждено было попасть к одному богатому купцу, и моя участь оказалась довольно сносной. В его доме по его приказанию меня тотчас накормили досыта, затем одели заново, хотя и в невольничье платье, но чисто и прилично. Затем купец спросил, не знаю ли я какого-нибудь ремесла. Я ответил, что был прежде не ремесленником, а купцом и что всё моё имущество отнято морскими разбойниками, продавшими меня в рабство.
– А не умеешь ли ты стрелять из лука? – продолжал хозяин.
– Умею; это было моим любимым упражнением в ранней юности.
Тогда он дал мне лук и колчан со стрелами и объявил, что сейчас же возьмёт меня с собой на охоту. Нам подвели слона; хозяин сел на него впереди, я сзади, и мы отправились в лес, находившийся на расстоянии нескольких часов пути от города. В чаще хозяин остановился и сказал, указывая на одно высокое дерево:
– Взберись на вершину и стреляй оттуда в слонов, которые будут проходить поблизости, – их очень много в этом лесу. Как только упадёт хоть один, тотчас же дай мне знать. – После этого он оставил мне съестные припасы и поехал обратно в город, а я, усевшись на дереве, всю ночь дожидался появления слонов.