Приключения в Красном море. Книга 1

Мне ясно, что это прежде всего мера предосторожности. В случае внезапной опасности корабль выходит в море, даже уводит за собой преследователей, если это необходимо, а тем временем отряд в сопровождении оставшихся на берегу людей перебирается в более надежное место.

— У меня их всего восемь, — продолжает шейх Исса, — однако они дорого стоят.

С берега возвращается хури, груженная древесиной. В ней сидят четыре суданца атлетического телосложения, у одного из них в руках карабин. Это тоже рабы, но входящие в состав команды. Шейх Исса воспитал их, и они его боготворят.

Удивительно, как все эти люди умещаются на таком суденышке. Корма его застлана палубой, и под этим своеобразным ютом оборудована достаточно просторная ниша с циновками. Я догадываюсь, что она предназначена для «живого товара». Таким образом, можно повстречать в море другой корабль и не возбудить никаких подозрений. Мое внимание привлекает высокая мачта и длинный рей, на три метра выдающийся за корму, — какие же огромные паруса можно поднять на этом судне! Однако не видно почти никакого балласта, позволяющего уравновесить парус с такой большой площадью, а кроме того, в мидель-шпангоуте судно недостаточно широкое. Весь секрет заключается в том, чтобы иметь команду хорошо обученных моряков, которые способны уравновешивать корабль при сильном ветре, вцепившись в снасти, отходящие от вершины мачты; эту задачу обычно выполняют шесть человек, они как бы повисают в воздухе, паря над морем. Понятно, что корабль при этом едва касается воды, подпрыгивая на волнах; большая скорость сводит почти на нет снос судна течением.

Один английский офицер рассказывал мне, что его судно (переоборудованная яхта), способное развивать скорость двенадцать узлов, в течение трех дней преследовало одну из таких небольших зарук, которая в последнюю ночь все-таки ушла от него, проскочив в зону рифов.

Я не прочь взглянуть на красавиц, но шейх Исса, похоже, не склонен их мне продемонстрировать; настаивать на этом значило бы выдать свое любопытство, однако восточный этикет не допускает, чтобы ригаль (воспитанный человек) хоть чем-то обнаруживал желание посмотреть на чужих женщин.

Итак, я возвращаюсь на наш тихий корабль, который кажется мне мирным обывателем рядом с этой вооруженной до зубов зарукой, скоро она распустит свои большие альбатросовы крылья и отправится на поиски приключений; много бы я дал, чтобы оказаться на ее борту.

Ночью я слышу смешки и визг, они быстро затихают — это рабыни поднимаются на борт. А я-то ожидал услышать звон цепей и стоны.

Скрипят шкивы в ритм вытягиваемому фалу, и вверх поднимается удлиненный треугольник паруса; затем молчаливый призрак приходит в движение, и его поглощает тьма.

Я не знаю, о чем договорились шейх Исса и Бурхан, но последний сообщает мне о своем желании высадиться в Ховакиле, где он якобы живет. Я не верю его словам, но в общем-то рад, что смогу избавиться от лишнего едока, к тому же меня мало интересуют его дальнейшие планы.

Мы находимся напротив низкого, поросшего густым лесом берега, который, кажется, отнюдь не пригоден для стоянки; море здесь ударяется в берег и над ним проносится ветер. Однако мой данакилец утверждает, что фелюги, встающие там на якорь, в полной безопасности; это весьма удивительно для меня, но я все же отваживаюсь подойти поближе и, когда до берега остается три кабельтовых, замечаю желтую полоску прибрежного рифа. Я бросаю якорь, хотя благоразумие подсказывает мне, что следовало бы повернуть в открытое море. Глубина тут небольшая. Не теряя ни минуты, я погружаю данакильца с его свертками в хури, так как при нем еще и весь его багаж. Лодка исчезает в пене, но почти сразу же появляется опять. Я вижу, как барахтается в воде великолепный данакилец, у него весьма жалкий вид; к счастью, ему удается выбраться на риф и выловить покачивающийся на волнах багаж. Убедившись, что он с честью выпутался из переделки, я окликаю хури. И, надо сказать, вовремя, потому что якорь, как и в Кадали, не держится из-за каменистого плоского дна. Знающие люди поймут, насколько опасна ситуация, когда судно сносит ветром на риф, находящийся на расстоянии не более пятидесяти метров.

Если при поднятии якоря корабль окажется не в том положении относительно ветра, какое нужно, мы неминуемо потерпим крушение. Поэтому я пытаюсь предпринять необычный маневр: закрепляю якорную цепь в центре судна и, прежде чем якорь высвободится из грунта, поднимаю парус. Фелюга кренится под напором ветра, сперва ее сносит, и она чуть не задевает о риф, а затем набирает скорость, выпрямляется и, наконец, берет курс в открытое море. Только теперь я бросаю взгляд на данакильца: он с трудом, то и дело поскальзываясь на неровной поверхности рифа, добирается до берега. Еще долго он будет помнить об этой высадке…

Мы находимся в фарватере Массауа, к югу от большого острова Дахлак, увидеть который нам пока не позволяет расстояние.