Приключения в Красном море. Книга 2

— Вот какие люди были в то время! Они жили ради борьбы и красиво умирали… Сегодня же умирают в борьбе за красивую жизнь! Мне было восемь лет, когда погиб отец. Нас было двенадцать братьев и сестер, я — самый младший. Я видел, как он упал, сраженный пулями солдат, и перед самой смертью он утешал выдавшего его предателя. Такие вещи закаляют детский характер… Меня привез сюда старший брат, и воспитали французы. Это было в ту пору, когда все в Египте с гордостью говорили на вашем языке. А теперь надо говорить по-английски, лизать пятки английским чиновникам и служить доносчиком английской армии! Видите ли, только стукачи и сутенеры процветают в этой стране.

— Но разве местные жители, арабы, таковы, как вы говорите? — спрашиваю я.

— Таковы ли они? Они только на это и годятся! Трусы, подлецы, лентяи, греховодники! Если бы у них были пороки, то была бы и душа… Нет, даже это им не дано. Они и отца родного продадут за ломаный грош. Работают они не иначе как из-под палки. Это вьючные животные. О! англичане знают, как с ними обращаться.

— Но как же вы ведете свои дела… с такими людьми?

— Вот в чем вся загвоздка! Есть два способа провозить контрабанду. Первый, самый распространенный, заключается в сговоре с таможней и полицией. Таможенники и полицейские живут на эти деньги и строят себе дворцы, а их сообщники — контрабандисты — разоряются, ибо как только те чуют, что они разбогатели, их хватают и бросают в тюрьму. Я знаю одного парня, который работал в сговоре с главным инспектором таможни: как-то раз этого контролера неожиданно подменили, и его напарник обнаружил контрабанду. Потом все имущество моего знакомого — земли и недвижимость — пошло с молотка, и государство выручило более трех миллионов. Все это было заранее спланировано: дирекция состояла в сговоре с обоими инспекторами. Таможня растит и откармливает контрабандиста, как поросенка, чтобы затем его слопать. Есть еще один способ, который я предпочитаю, — работать в одиночку и ни в коем случае не заключать никаких сделок с таможенниками: если они предают свое руководство, то значит это предатели, способные убить родного отца, если же они действуют заодно с начальством, то хрен редьки не слаще. У меня есть люди из Аравии, преданные горцы, а также моряки из Хеджаза. Одни рыбачат, другие работают в шахтах и каменоломнях. Среди них нет ни одного египтянина. Рыбацкий баркас, который так вас напугал, принадлежит мне, и в то утро я узнал, что вы прибыли в Суэц.

— Значит, вы меня ждали? — спросил я с улыбкой.

— Ну конечно, и вы должны благодарить Бога, что попали прямо ко мне. Если бы вы только обратились к кому-нибудь другому, я не поручился бы за последствия. Но я незаметно следил за вами, поскольку, во-первых, вы — француз, а я люблю французов, и, во-вторых, из-за того, что вы отважились доставить сюда товар, не имея об этом не малейшего понятия. Вам сопутствует удача, вы родились под счастливой звездой; любой хитрец, который рискнет встать вам поперек дороги, свернет себе шею.

— Значит, вы верите в судьбу?

— Разве можно в этом сомневаться? Те, кто считает это предрассудком, никогда не задумывались над причинной обусловленностью своих поступков с их удивительной последовательностью. Это следствие их слишком поверхностной жизни, превращающей человека в общественный винтик, один из безликих кирпичей, из которых строится стена. Но как только человек обретает индивидуальность, как только он сталкивается с жизнью лицом к лицу и его воля вырабатывает у него бойцовские качества, тогда он развивается подобно растению в почве и чувствует, как рука судьбы ведет его сквозь опасности. Если он прислушается, то различит эхо древнего инстинкта, который диктует ему поступки сообразно лучшему способу самосохранения. Я верю снам, неподвластным законам логики и разума — главным заповедям земной жизни, которые оказываются бессильными перед потусторонним миром.

Я слушаю этого гиганта с узким лбом, поражаясь сходству наших мыслей: то же самое не раз приходило мне в голову, с тех пор как моя жизнь превратилась в борьбу.

Молодая девушка, племянница Ставро, приносит угощение. Это дочь толстой женщины с лицом цвета слоновой кости, такая же великанша, как ее дядя.

Ее младшие сестры выходят, чтобы поздороваться со мной. Все трое одеты в черное, подобно матери. Это семья старшего брата Ставро. Он умер, оставив жену и четверых детей — мальчика и трех девочек младшего возраста. Ставро было тогда восемнадцать лет, и он взял на себя заботу о семье брата, а также еще об одной сестре-калеке, немногим старше его. Он был вынужден оставить учебу, не завершив среднего образования — брат отдал его в Каирский лицей, где он учился до шестнадцати лет, — и нанялся матросом, чтобы зарабатывать на хлеб насущный. Он не женился, чтобы сдержать обещание, которое дал умирающему брату. Он остался холостяком, посвятив свою жизнь племянницам, больной сестре и жене брата, которая ведет хозяйство.