Приключения в Красном море. Книга 2

— Я понял, что вы меня не признали, когда я поздоровался с вами утром. Вы, конечно, и думать не думали, что встретите меня здесь. А я все время думал о вас, и что-то подсказывало мне, что рано или поздно нас снова сведет судьба. Ах, этот проклятый Монфрейд, как ему везет…

И Тернель фамильярно хлопает меня по плечу. За три минуты мы снова становимся старыми товарищами, близкими друзьями.

— Да, — продолжает он, — да, старик, вам чертовски везет… Вы поражены? Ну что ж, сейчас вы все поймете. Уже давно я искал встречи с вами и пытался хоть что-то о вас разузнать. Я спрашивал о вас недавно у Бесса, когда был в Адене, но он заявил мне весьма сухим и высокомерным тоном, пожимая плечами, что вы его больше не интересуете. Вы что, поссорились?

— Да нет, дело не в этом, странно, что вы до сих пор не знаете Бесса. Просто я завершил цикл, характерный для всех дружеских привязанностей господина Бесса: сначала вы — его закадычный друг, затем — соратник и в конце концов становитесь для него пустым местом, только и всего… А вы, что вы делаете на этом пароходе? Значит, вы покинули Индию? И почему наша встреча, не говоря об удовольствии видеть вас снова, принесет мне неожиданную удачу?

— Все очень просто, я только что провернул замечательное дельце. Никто еще об этом не знает, но вы — мой друг, и я могу вам довериться… — Подозрительно оглядев пустую комнату, он продолжает — Давайте выйдем на палубу. В этих курилках странная акустика, здесь надо быть начеку. Как-то раз я услышал разговор, который велся шепотом, причем не упустил из него ни одного слова…

— Должно быть, у вас очень тонкий и… натренированный слух. Конечно, было бы неприятно, если кто-то последовал бы вашему примеру. Вы правы, следует опасаться любопытных и нескромных людей.

Он смеется, как будто я сказал ему комплимент.

Мы выходим на кормовую палубу, и, хотя здесь никого нет, Тернель говорит шепотом:

— Я бросил свою мореходную компанию, чтобы провернуть, как я уже сказал, серьезное дело; я создал с несколькими приятелями свою фирму. Да будет вам известно, в Индии ведется баснословная торговля неким местным продуктом, но до сих пор никто не додумался распространить ее на другие страны. Мы отправляемся за счастьем за три-девять земель, а состояние лежит у нас под рукой, на лотке уличного торговца.

Что хочет сказать проклятый креол? Неужели ему пришла в голову та же мысль, которой поделился со мной Ставро? Я решил прояснить этот деликатный вопрос и, возможно, извлечь выгоду, но теперь можно все испортить своим вмешательством. У меня выступает холодный пот от волнения.

— Но что это за местный продукт, что употребляют, судя по вашим словам, простые люди?

— О! Вы ни за что не догадаетесь…

— Конечно, нет, — отвечаю я раздраженно. — Я совсем не знаю Индию.

— Что ж, так и быть, я вам скажу: это молоко кокосового ореха!

Я не верю своим ушам.

— Да-да, кокосового ореха, — повторяет он. — На улицах Бомбея его продают как прохладительный напиток. Торговец срезает одним махом верхушку ореха, и вы пьете молоко — игристый, освежающий, изысканный напиток. У меня родилась гениальная мысль — ввести такую же моду в Париже. Представьте, какой успех это будет иметь на бульварах и в парках отдыха… Вообразите кокетливо разукрашенные лотки с орнаментом в виде листьев кокосовой пальмы, торговцев, одетых, разумеется, на индийский лад… Если продавать орехи по одному франку за штуку, будет оставаться десять сантимов чистой прибыли, а в Париже можно продать за день десять тысяч орехов. Тысяча франков ежедневной выручки, это великолепно!.. Прибавьте к этому другие французские города, и тогда…

Тернель уже жонглирует миллионами, и вся Европа умещается в скорлупе ореха! Я спрашиваю себя, не смеется ли надо мной новоиспеченный кокосовый король и не задался ли он целью сбить меня с толку своей нелепой затеей. Может быть, за ней таится нечто более важное? Но он не думает шутить.

— Акции упрочат наше дело, — продолжает он, довольный моим изумленным видом, который он принимает за восхищение. — О! нам нужно для начала всего-навсего сто пятьдесят тысяч франков. Я придумал для нашей фирмы очень простое название, оно говорит само за себя: «Кокосовый орех».

Я испытываю облегчение после пережитого волнения, и это помогает мне удержаться от смеха. Этот человек — типичный креол, наивный как ребенок; он видит вещи такими, какими рисует их его воображение, и ведет дела, как младенец, подражающий взрослым. Люди такого сорта становятся циничными, аморальными и опасными с удручающей легкостью, и Тернель впоследствии подтвердил мое предположение. Возможно, в этом повинна примесь негритянской крови — крови рабов, переходящей из поколения в поколение…

Уполномоченный фирмы «Кокосовый орех» еще долго распространяется на эту тему, прежде чем предложить мне вложить деньги в акции.

Я отвечаю уклончиво, чтобы не отнимать у него надежды, и после серии вступлений и переходов наконец задаю волнующий меня вопрос: