Приключения в Красном море. Книга 3

Мы никогда больше не вспоминали об этом происшествии, которое исцелило Кадижету от страсти к воровству. Но с тех пор он смотрит волком на все шомпола.

Чтобы завершить описание своей команды, я расскажу кое-что о Раскалле Ахмаре, метисе, в чьих жилах смешалась кровь суданских и эфиопских ловцов жемчуга, беглом рабе с аравийского побережья. Этот добродушный гигант с суровым взглядом пугает по всякому поводу нашего юнгу страшными угрозами и гоняется за ним с хворостиной вместо плетки.

В Обоке он добровольно нянчил мою старшую дочь Жизель, безропотно снося все ее капризы. Мы с женой частенько смеялись, наблюдая издали, как великан терпеливо держит нашу дочь, справляющую нужду, на вытянутых руках, подбадривая ее песенкой. Если авария случилась, когда она сидела у него на коленях, он боялся пошевелиться, чтобы не потревожить ребенка.

Следует упомянуть также о Бара Караши, уродливом, как Квазимодо, и сильном, как бык, шихрийце. Мне пришлось немало помучиться с этим животным. Он долго плавал на больших фелюгах и привык удовлетворять свои потребности с легкостью, присущей местным диким нравам. Юнга — данакильский мальчуган лет двенадцати — даже ночью не расставался со своей джамбией и, не задумываясь, пустил бы ее в ход, если бы этот сатир возобновил свои притязания, из-за которых однажды ночью на судне поднялся переполох.

Ахмет Бакет, уже знакомый читателю суданец, и два новых матроса-данакильца, взятых на борт в Обоке, дополняют наш экипаж. Один из новобранцев, по имени Мусса, поразил меня выражением глаз во время отплытия. Возможно, неясное предчувствие мелькнуло в моей душе при виде сожаления во взгляде юноши.

Перед тем как отправиться в путешествие протяженностью в тысячу шестьсот миль, мне придется зайти в Аден, чтобы пополнить запасы мазута и продовольствия. В полночь я меняю курс, чтобы переместиться на двадцать градусов севернее. Попутный бриз надувает паруса, и корабль без труда развивает скорость в десять узлов. Впереди вырисовываются неровные вершины аденских гор на фоне бледного неба с восходящей утренней звездой Венерой.

Я различаю на полубаке силуэт юнги, колющего орехи на камне. Эта картинка знакома мне еще по фрескам древнего Египта.

Под ликтросом кливера топится печь, набитая хворостом, изрыгая клубы дыма; белые завитки, подрумяненные отсветами огня, стелются над самой водой. Внезапно светлое пламя с шипением вырывается из печи и тут же распадается на множество искр под резким порывом ветра. Озарившаяся разом оснастка предстает на миг во всем величии на фоне непроницаемого черного неба.

В восемь часов утра мы подходим к большому горному массиву, возвышающемуся между морем и пустыней, у подножия которого лежит аденский порт, надежно укрытый от ветра.

II

Аденский залив

Я уже рассказывал об Адене в «Морских приключениях» и, боюсь, буду повторяться, ибо всякий раз зрелище этих адских гор поражает меня, как впервые. Но, если нам не надоедает видеть, чувствовать и вспоминать об одном и том же, то читать об этом гораздо утомительнее. Да простит меня читатель, если ностальгия заставит меня слишком часто возвращаться к дорогим мне воспоминаниям.

Два дня уходит на то, чтобы наполнить бочки мазутом, так как мы не можем пользоваться трубопроводом, с помощью которого заправляют большие корабли. Мы проделываем это через воронку, и вонючая жидкость переправляется в обыкновенных бидонах. Все судно перепачкано, люди и вещи пахнут мазутом; белая кошка перестала умываться и, забравшись на гик грота, с ужасом взирает на нас оттуда.

Я отыскал в Адене шипчандлера[4] — люди этой профессии встречаются во всех портах мира, и у них можно найти все, что требуется судну и команде во время стоянки. Тесное соседство разношерстных товаров со всех концов света придает лавкам шипчанддеров весьма космополитический характер.

Сам хозяин — испанский еврей из Салоник — также кажется весьма неопределенной национальности. Его внешность обманчива, и только имя — Авраам, Авраам Дельбурго — выдает в нем еврея. Очень высокий, светловолосый, слегка облысевший, с голубыми глазами и безупречно прямым носом, он скорее всего напоминает профессора из Копенгагена. Он говорит без малейшего акцента на всех языках земного шара. Он владеет не только европейскими языками, но и японским, китайским, хинди, а также знает все диалекты восточной Африки. Можно представить, каким подспорьем является для него это в коммерческой борьбе.

Он встречает каждого клиента, как старого друга, и сразу же внушает невольное уважение своим видом скандинавского профессора. Клиенту льстит подобное внимание, и если вы, скажем, зашли, чтобы купить селедки, то испытываете неловкость от того, что ради подобной мелочи потревожили столь занятого человека. И вы покупаете первую попавшуюся вещь, лишь бы оправдать оказанное вам доверие. И кроме того, кто же посмеет торговаться с витающим в облаках интеллектуалом! Для этого надо быть последним из подонков.