— Говорил я, что следов нет у этого воришки проклятого. Мой дом он последним ограбил, когда я уже носом землю рыл в его поисках. Да только все одно… В своем родном доме не смог ни следочка обнаружить.
И верно. У старосты украли мешочек золота, что он за печкой хранил. По его словам — это подати народные.
— А личные средства у тебя крали? — нахмурилась я.
— Из личного я там только несколько каменьев да колец прятал. Будущим невесткам кольца обручальные припас…
— Ясно! — вздохнула я.
Хотя кривила я душой, ничего мне ясного не было.
Призвала я домового духа, да только не отозвался он.
— Думать буду, — заключила я и хотела было уйти, да кошка на моем пути попалась.
Молодая кошечка, пестренькая…
— Твоя ли животина? — обратилась я к Гудвину.
— Моя! Моя паршивца!
— Чего ругаешься? — удивилась я.
— Так она уж выводок нагулять успела. И ладно бы с путным каким котом, так нет… с приблудным рыжим наглецом, что с бардом странствует.
Пока староста ругался, я за кошкой наблюдала. Поведение ее мне странным показалось. Она мурчала и по полу каталась, словно ласки ей не хватало. А потом и вовсе стала изгибаться дугой и медленно к печке подбираться.
— Ты чего же делаешь, срамотень? Пришибу или выброшу прочь из дома, животина бездарная, — ругал Гудвин свою любимицу.
— Тихо, — остановила я поток ругательств.
Стало мне интересно, что дальше будет.
Кошка уже не просто мурлыкала, а мяукала все громче и призывно. Будто весна на дворе, а не морозы зимние. Напротив печи припала на передние лапы и брюхом по полу вперед поползла, прямиком к тайнику хозяйскому.
— Чего это? — опешил Гудвин. — Чего это она делает, госпожа ведьма?
— Не торопись, староста, и все узнаешь! — буркнула я.
Следом за кошкой я пошла, медленно и тихо, дабы не спугнуть.
За печку кошка залезла и заголосила там так, будто ее режут. Я, естественно, заглянуть попыталась, но в темноте ничего приметить не могла.
— Свечу мне дайте, — крикнула я мужчинам.
Гудвин забегал, запричитал, будто враз позабыл, где у него свечи имеются. Но через пару минут огарок горящий мне вручили.
Подсветив, я смогла увидеть, что с кошкой творилось. Она на спине валялась, лапками дергала и мяукала. После умудрилась перевернуться и пузом потереться о пол.
Сразу мне понятно стало, что случилось с животиной. И смешно оттого стало и волнительно.
Оторвавшись от печи, я к мужчинам обернулась.
Олеус настороженно за мной наблюдал, а Гудвин с большим удивлением.
— Скажи мне староста, тут ты свои богатства хранил?
— Тут, — кивнул Гудвин. — Мешочек на ухват насаживал и на середку продвигал. А потом также обратно доставал.
— Понятно… А кошка твоя давно ли себя странно ведет?
— Так я говорю… Как этот рыжий прохиндей в деревне объявился, так с ладу с ней не стало. То орет, как резанная, то ластиться к ногам, то с улицы днями не воротиться. А на днях этого котяру в дом пустила. Прихожу, а они посередь комнаты тр… бесстыдство вытворяют!
Я с трудом смешок подавила.
— Я в них сапогом запустил. Моя гадина под лавку забилась. Жинка ее потом с трудом выманила. А рыжий за печку забился. Притаился там гаденыш, выжидал пока я бдительность потеряю.
— И что? Выждал? — хмуро уточнила я. Уж больно это все подозрительно…
— Выждал, — махнул рукой Гудвин. — Меня отвлек сосед, я из дома вышел. А потом гляжу, этот гад рыжий уже от моего дома улепетывает.
— Так, а теперь собери всю свою память, Гудвин и припомни: был ли в тот момент мешочек твой за печкой?!
— Был! — Уверенно заявил староста, а потом в лице изменился. — Или не был… Я уж не припомню. Не обратил я внимания, госпожа ведьма.
— Вспоминай, староста! Вспоминай четко, как было! — настаивала я.
Призадумался мужик, нахмурился и так толкового ответа и не дал.
— Да и что с того? Какая связь между котом и деньгами. Не он же их своровал… — недовольно заметил староста.
А мне интуиция ведьминская подсказывала, что связь есть и самая прямая.
Призвала я домового местного, но он не отозвался.
Приметив для себя, что нужно Осипа Никифоровича попросить о помощи, я еще раз к печке повернулась. Принюхалась, сконцентрировалась и почувствовала отголоски знакомого запаха. Специфический аромат, который знаком любому с малых лет.
— Ну конечно… — догадалась я в точности. — Валерьяна.
— Что? — не расслышал меня Гудвин.
— Скажи мне староста, а настой валерьяны у вас принимает кто-то?
— Валерьяны настой? Это тот, который успокаивает нервы?
— Он самый, — подтвердила я.
— Нет, не было у нас такого. Надобности в ней нет. Жена моя у тебя настой пустырника обычно заказывает.
— Ну да, пустырник я для нее развожу, — припомнила я.
— А может еще кто-то в твоем доме мог ее приобрести?
— Нет! Кроме меня и жены, у нас два парнишки растут. Немногим они моложе Олеуса. Им успокаивающие капли не надобны.
— Логично, — согласилась я.
Странно все это…
— Ладно, Гудвин, пойду я до дому. поразмыслить мне нужно, сопоставить все.
— Как будет угодно тебе, госпожа ведьма. А может, отужинаешь с нами?
— Нет, благодарю. Не хочу по темному лесу блуждать! На днях я еще раз к тебе наведаюсь. Жди!
— Так я завсегда тебе рад! — заверил меня Гудвин и проводил из дома.