Прикосновение

«Да что это со мной случилось, чем я был занят после рождения Анны, если понятия не имел, что происходит в моем доме? Конечно, я не так часто бывал дома – а кому еще я мог доверить строительство дороги до Литгоу? Но никто не задал мне ни единого вопроса, никто мне ничего не сказал. Кроме двухлетней дочери. Я лишний в доме, полном женщин. Мэгги Саммерс… Жирная паучиха в моей паутине. Я должен был это предвидеть. Элизабет сразу ее невзлюбила, и теперь я понимаю почему. Выселить их с Саммерсом с третьего этажа, найти им жилье в Кинроссе. Пусть там и занимается хозяйством. А я найму новую экономку. Буду искать, пока не найдется женщина, которая понравится всем нам. Такая, чтобы не презирала китайцев и не сплетничала, как Бидди Келли, которая и в церковь по воскресеньям таскается только ради сплетен…»

– Элизабет! – позвал он, заглянув в будуар.

Она сразу явилась на зов – с широко открытыми от удивления глазами, не успев сменить после прогулки бордовую амазонку.

– Глупо выбирать амазонку такого цвета, если ездишь на белой кобыле, – высказался он, приветственно кивнув. – Смотри, как заметны на ней белые волосы и шерсть.

Элизабет сверкнула невеселой улыбкой и опустила голову.

– Ты совершенно прав, Александр. В следующий раз закажу цвета слоновой кости.

– Ты каждый день ездишь верхом? – спросил он, подходя к окну. – Люблю лето и длинные-длинные дни.

– И я люблю, – начиная нервничать, согласилась Элизабет. – Да, я катаюсь почти каждый день. Когда не езжу в Кинросс.

Наступило молчание. Александр неотрывно смотрел в окно.

– Что случилось, Александр? Зачем ты сюда пришел?

– Скажи, ты часто видишь Анну? Намного реже, чем свою обожаемую кобылу?

В тишине было слышно, как она затаила дыхание. И задрожала.

– Реже, – упавшим голосом призналась она. – Яшма завладела Анной настолько, что я в детской всегда чувствую себя лишней.

– Неубедительное оправдание, Элизабет, особенно из уст матери. Ты прекрасно понимаешь, что Яшма – твоя служанка и обязана подчиняться приказам. Или ты не старалась поставить ее на место?

Два ярких малиновых пятна вспыхнули на бледном лице Элизабет, она пошатнулась, слегка отвернулась, словно привинченная к полу, и стиснула руки.

– Да, не старалась, – прошептала она.

– Сколько тебе лет?

– В сентябре будет двадцать.

– Как летит время. Дважды мать в девятнадцать, дважды побывала одной ногой в могиле, а теперь свободна, как птица… Нет! – рявкнул он. – Не смей плакать, Элизабет! Не время лить слезы. Выслушай меня, потом поплачешь.

Со своего места Элизабет видела только его спину. В чем дело? Что его гнетет? Она понимала только, что Александр страдает. Мало-помалу он взял себя в руки, распрямил плечи и заговорил мягче и тише:

– Элизабет, я ничуть не виню тебя за то, что ты отдала детей на попечение преданных и заботливых женщин – Крылышка Бабочки и Яшмы, ведь ты сама не знала детских радостей. Все эти поездки верхом, прогулки по Кинроссу, полная и неожиданная свобода вскружили тебе голову, как шампанское. А почему бы и нет? Ты выполняла свой долг, как велел божок старикашки Мюррея, и теперь он исполнен. На твоем месте я бы тоже обезумел от радости. – Он вздохнул. – Но если твой долг передо мной уже выполнен, то перед детьми – еще нет. Я не запрещаю тебе ездить верхом и в коляске, гулять, заниматься, чем ты пожелаешь, потому что знаю, как безобидны твои развлечения. Но ты должна заботиться о наших дочерях. Нелл через два-три года будет уже совсем самостоятельная, а вот Анна вряд ли.

Малиновые пятна поблекли, Элизабет упала в кресло и приложила ладони к щекам.

– Так ты заметил…

– Значит, и ты тоже?

– Да, хотя Яшма вечно твердила, что Анне нездоровится, неудобно, холодно, болит спинка. Меня мучили подозрения, но я не решалась проверить их. Александр, ты слишком добр ко мне. Я заслужила все мыслимые упреки и обвинения. Но как ты узнал, что развитие Анны задерживается?

– Сегодня ко мне прибежала Нелл и спросила, что с Анной. Наша старшая дочь заметила, что ее сестренка не держит голову, что у нее рассеянный взгляд. И я сразу отправился в детскую и вытянул из Яшмы всю правду. – Он повернулся лицом к жене – бесстрастный, с холодными глазами: – Развитие Анны не просто задерживается, Элизабет, – она умственно отсталый ребенок.

Элизабет беззвучно заплакала.

– Это случилось при родах, – отчетливо выговорила она. – Маргарет и Руби трясли и шлепали ее минут пять, прежде чем она задышала. Это не наследственное, Александр, ни в коем случае не наследственное!

– О, в этом я ничуть не сомневаюсь! – нетерпеливо оборвал он. – Мне даже кажется, что в случившемся есть какой-то скрытый смысл, только вот какой? Одна наша дочь не по годам умна, вторая – умственно отсталая. Может, в этом и заключается высшая справедливость – кто знает?

Он направился к двери, но, не дойдя, остановился.