Прикосновение

– Тогда беги, сама разыщи Крылышко Бабочки и удиви ее, – предложил Александр, ставя дочь на пол. – Если уже шесть, пора найти маму. Через час к ужину приедет тетя Руби.

– Как жалко, что мне нельзя ужинать с вами! – расстроилась Нелл. – Тетю Руби я люблю почти как Крылышко Бабочки.

– И даже больше, чем маму? И меня?

– Конечно, нет! – И Нелл выдала очередную мудрость: – Все относительно, папа, ты же знаешь.

– Ну беги, маленькая педантка, – со смехом велел отец и легонько подтолкнул ее к двери.

Прежде чем отправиться на поиски Элизабет, Александр зашел в детскую – в комнату, из которой Нелл выселили после рождения Анны, поскольку леди Уайлер считала, что шумная старшая сестренка помешает ухаживать за слабенькой и недоношенной младшей. Сначала Нелл жила в комнате Крылышка Бабочки, а потом потребовала для себя отдельную.

Александру вспомнилось, что Яшма не покидает детскую ни днем, ни ночью, давно уже не прислуживает Элизабет, предоставив ее заботам Жемчужины и Шелкового Цветка, а свое время всецело посвящает малютке Анне. Вторая девочка оставалась в доме невидимкой, и Александр не раз задавался вопросом: разве может отца интересовать такой хилый младенец, пусть даже родной? Тем более если этот младенец – вторая дочь? Нелл была совсем другой – жизнерадостной, умненькой, любопытной, деятельной и любознательной. Она не позволила бы отцу игнорировать ее – даже в первые месяцы жизни она умела напоминать о себе. Цепкими пальчиками она хваталась за его подставленный палец, гипнотизировала его осмысленным взглядом, пускала пузыри, улыбалась, гулила. В то время как Анну было не слышно и не видно. А ее отец всегда находил причины уклониться от очередного визита в детскую.

Сегодня он вошел не постучавшись, не спросив разрешения у Яшмы – просто взял и вошел. Яшма держала Анну на коленях, одной рукой поддерживая затылочек, и кормила каким-то пюре с ложки. Услышав шаги, Яшма вскинула голову и вздрогнула.

– Мистер Кинросс! – воскликнула она. – Мистер Кинросс, к Анне нельзя, я сейчас кормлю ее!

Вместо ответа Александр поставил перед нянькой и ребенком деревянный кухонный стул и сел с каменным лицом.

– Дай мне ребенка, Яшма.

– Не могу, мистер Кинросс. Подгузник грязный, она вас перепачкает, от вас будет пахнуть!

– Подумаешь, запах – не впервой. Давай ее сюда, Яшма. Живо.

Передать Анну из рук в руки было непросто: ребенок напоминал тряпичную куклу и не мог сам держать голову, но наконец его усадили на колени к отцу. Ограбленная Яшма дрожала, на ее лице застыла маска страха.

Впервые Александр пристально взглянул на младшую дочь и сразу понял, что Нелл права – несмотря на то что в свои десять месяцев Анна была миловиднее, чем старшая сестра, ухоженнее и упитаннее. Черные волосы, черные бровки и реснички, серовато-голубые глаза, бессмысленный взгляд которых ни на чем не останавливался. Но какие-то мыслительные процессы происходили в этой головке, потому что Анна сразу поняла, что ее держат незнакомые руки, что она сидит не на привычных коленях Яшмы. Извиваясь и отталкивая чужака, она расплакалась.

– Спасибо, Яшма, возьми ее, – велел Александр, желая посмотреть, насколько быстро успокоится Анна. Это произошло почти немедленно: едва очутившись на руках у Яшмы, девочка умолкла и открыла рот, требуя еды.

– А теперь скажи мне правду, Яшма, – негромко продолжал Александр. – Давно ты поняла, что Анна сильно отстает в развитии?

Слезы покатились по щекам китаянки; вытереть их было нечем – обе руки занимал ребенок.

– Почти сразу, мистер Кинросс, – всхлипнула она. – Бидди Келли тоже поняла. И миссис Саммерс. О, как они потешались в кухне! Но я схватила нож и пригрозила перерезать им глотки, если они хоть кому-нибудь в Кинроссе разболтают про Анну.

– И они тебе поверили?

– Да. Они поняли, что так я и сделаю. Ведь я узкоглазая язычница.

– Что умеет Анна?

– Мистер Кинросс, она понемногу выправляется, честное слово! Только учится долго, очень долго. Видите, она уже умеет есть с ложки. Научить ее было нелегко, но она способна учиться. Хун Чжи из китайской аптеки показал мне, как надо делать Анне массаж шеи, чтобы она со временем научилась сама держать голову. – Яшма прижалась щекой к детским кудряшкам. – Клянусь вам, сэр, мне очень нравится ухаживать за ней! Анна – мой ребенок, она принадлежит только мне – не Жемчужине, не Крылышку Бабочки… Пожалуйста, сделайте милость, не отнимайте ее у меня! – И она снова залилась слезами.

С трудом, по-старчески поднявшись, Александр погладил Яшму по голове.

– Не волнуйся, детка, я никуда тебя не отошлю и Анну не отниму. Твоя преданность ей достойна высших похвал. Ты права: Анна – твой ребенок.

Короткая лестница вела из коридора в комнаты Элизабет, где Александр не бывал с тех пор, как она поднялась с постели. Он сразу заметил, что вокруг многое изменилось. Когда-то он обставил и отделал эти комнаты по образу и подобию сиднейского отеля, а теперь они больше соответствовали вкусам Элизабет: исчезли лишняя позолота и зеркала, тяжелую парчу заменил пестрый ситец, в обстановке преобладал голубой цвет. Руби называла его безрадостным.