Прикосновение тьмы

– Как вы смеете указывать лорду Аиду… – начала Минфа, но замолкла, как только Персефона яростно воззрилась на нее. Богиня пожалела, что у нее не было силы превратить Минфу в растение.

– Хватит. – Аид встал, и Персефона последовала его примеру. – Мы здесь закончили.

– Мне проводить Персефону?

– Можешь называть ее леди Персефона, – сказал Аид. – И нет. Мы с ней еще не закончили.

Минфе явно не понравилось, что ей отказали, но она ушла, стуча каблуками по мрамору. Персефона смотрела ей вслед, когда вдруг почувствовала пальцы Аида у себя на подбородке. Ей пришлось посмотреть ему в глаза.

– Кажется, у вас есть немало советов, как мне следует управлять своими владениями.

– Вы не проявили к нему ни капли сострадания, – произнесла она. Несколько мгновений он просто смотрел на нее, ничего не отвечая, и она спросила себя, о чем он думает. – Но что еще хуже, вы высмеяли его любовь к жене.

– Я усомнился в его любви. А не высмеял ее.

– Кто вы такой, чтобы сомневаться в любви?

– Бог, Персефона.

Она уставилась на него:

– В вашей власти абсолютно все, но вы с ее помощью лишь причиняете страдания. – Аид вздрогнул, и она продолжила: – Как вы можете быть таким страстным и не верить в любовь?

Аид безрадостно усмехнулся:

– Потому что для страсти не нужна любовь, дорогая моя.

Персефона знала так же хорошо, как и он, что их страсть подогревало желание, и все же его ответ удивил и разозлил ее. Почему? Он не пожалел ее, а она была богиней. Возможно, она надеялась увидеть, как горе Орфея тронет его так же, как тронуло ее. Может, она надеялась увидеть в тот миг другого бога – того, что опровергнет ее предположения.

Но он лишь подтвердил их.

– Вы жестокосердный бог, – произнесла она и щелкнула пальцами, оставив Аида в одиночестве в тронном зале.

Глава X. Напряжение

В понедельник Персефона приехала в Акрополь рано утром. Она хотела начать свою статью, и Аид предоставил ей более чем достаточно информации для работы, пока она находилась в подземном царстве. Она по-прежнему сердилась на него за то, как он обошелся с Орфеем, по-прежнему слышала его горький смех над тем, как бедный мужчина выражал свою любовь к покойной жене, и от этого ей было не по себе.

По крайней мере, бог мертвых показал свое истинное лицо – и именно в то мгновение, когда она начала думать, что у него есть совесть.

Мойры должны быть на моей стороне.

Выйдя из лифта на своем этаже, она обнаружила в приемной Адониса, который мило болтал с Валери, облокотившись на ее стол. При виде Персефоны они сразу же замолчали, и у Персефоны сложилось впечатление, что она прервала личную беседу.

– Персефона, ты сегодня рано. – Адонис прокашлялся и выпрямился.

– Да просто хочу сделать рывок на старте. Мне надо многое успеть, – сказала она и направилась прямо к своему столу.

Адонис последовал за ней.

– Как все прошло в «Неночи»?

Персефона на мгновение застыла.

– В смысле?

– Когда мы уходили, Аид пригласил тебя в «Неночь». Как все прошло?

«Ах, верно. Ты становишься параноиком, Персефона», – выдохнула девушка.

– Отлично. – Она положила сумочку и открыла ноутбук.

– Я подумал, он сможет убедить тебя не писать о нем.

Персефона села и нахмурилась. Она даже не задумывалась о том, что намерение Аида пригласить ее на экскурсию по подземному царству могло быть тактическим приемом, чтобы не дать ей написать о нем.

– На данный момент ничто бы не смогло убедить меня не писать о нем. Даже сам Аид.

Особенно Аид. Каждый раз, когда он раскрывал свой рот, она находила новую причину невзлюбить его, даже несмотря на то что этот же рот разжигал внутри ее пламя.

Адонис улыбнулся, не подозревая, какими опасными были ее мысли.

– Ты станешь великим журналистом, Персефона. – Он отошел и указал на нее. – Не забудь прислать мне статью. Ну, в смысле, когда закончишь.

– Обязательно, – ответила она.

Оставшись одна, девушка попыталась разложить свои мысли о боге мертвых по полочкам. У нее получилось, как ей казалось, увидеть его с разных сторон. С одной стороны был вероломный властный бог, который так долго находился вне этого мира, что, кажется, совсем не понимал людей. Этот же бог заставил ее связать себя контрактом теми самыми руками, которыми исцелил ее. Он был таким осторожным и нежным, пока дело не дошло до поцелуев, и тогда он уже едва мог сдержать свою страсть.

Он словно изголодался по ней.

Но это не могло быть правдой – потому что он был богом и жил столетия, а значит, у него были столетия опыта. Она же была поглощена этим только из-за отсутствия этого самого опыта.

Персефона закрыла лицо руками, досадуя на саму себя. Ей необходимо было заново разжечь в себе гнев, возникший в тот момент, когда Аид так надменно признался в злоупотреблении своей властью, притворяясь, будто помогает смертным.

Ее взгляд упал на заметки, которые она делала, когда брала у него интервью. Она писала так быстро, что слова едва можно было разобрать, но, внимательно перечитав их несколько раз, богиня смогла собрать все воедино.