Прикосновение зла

Это было неправильно, но такое поведение укоренилось в основах их общества. Даже среди богинь, что были им равны или в некоторых случаях даже более могущественны, изнасилование стало средством контроля и подавления. Главным примером тому служила Гера: обманутая и изнасилованная Зевсом, она так стыдилась этого, что согласилась выйти за него замуж. И когда она стала его царицей, даже ее роль богини брака перешла во владения Зевса.

Стоявший рядом с ней Аид напрягся. Персефона бросила взгляд на бога мертвых, игравшего желваками. Она знала, что Аид жестоко наказывал тех, кто совершал преступления против женщин и детей. Пробудили ли в нем гнев действия его брата? Наказывал ли он когда-нибудь самого Зевса?

– Мне жаль, что это случилось с тобой, – сказала Персефона.

Она шагнула к Ларе, и змеи, крепко удерживавшие ту на стуле, исчезли в завитках дыма.

– Не смейте, – огрызнулась Лара. – Мне не нужна ваша жалость.

Персефона застыла.

– Я и не предлагаю тебе жалость, – ответила она. – Но мне бы хотелось тебе помочь.

– Чем вы можете мне помочь? – с негодованием спросила Лара.

Этот вопрос задел Персефону – точно так же, как упрек женщины, что подошла к ней в «Неночи». И все же она просто обязана была что-то сделать. Она не проходила через тот кошмар, которому подверглась Лара, но, даже несмотря на это, Пирифой продолжал преследовать ее так, как она себе даже не представляла.

– Я знаю, ты ничем не заслужила того, что с тобой случилось, – произнесла Персефона.

– Ваши слова ничего не значат, пока боги могут продолжать причинять боль, – ответила та полным боли шепотом.

Персефона промолчала, потому что ей нечего было сказать. Она могла бы возразить, что не все боги такие, но эти слова сейчас прозвучали бы не к месту. И Лара была права: какая разница, что не все боги такие, если те, кто причиняет боль, остаются безнаказанными?

И тогда богиня вспомнила слова своей матери:

«Последствия для богов? Нет, дочь, нет никаких последствий».

Эти слова вызывали у нее приступ тошноты, и она сжала кулаки, поклявшись себе, что однажды все изменится.

– Как бы ты хотела наказать Зевса? – спросил Аид.

Персефона с Ларой взглянули на него с удивлением. Он задал этот вопрос, потому что собирался что-то сделать? Персефона перевела взгляд на Лару.

– Я бы оторвала ему все конечности, одну за другой, и сожгла бы его тело. Я бы расщепила его душу на миллионы частиц, пока от него не осталось бы ничего, кроме крика, разносимого ветром.

– И ты думаешь, что сможешь восстановить справедливость? – голос Аида звучал низко, в нем звучал беспощадный вызов, и Персефона поняла, что, в то время как она сочувствовала Ларе, он был здесь ради другой цели – чтобы заручиться ее преданностью.

Лара смерила его гневным взглядом.

– Не я. Боги, – ответила она. – Новые.

Ее полный надежды взгляд затуманился, словно она представила себе мир с новыми богами.

– Грядет перерождение, – прошептала она.

Перерождение. Лемминг. Эти слова Персефона уже слышала, и они навели Персефону на мысль, что Лара была связана с людьми, напавшими на Гармонию и, возможно, Адониса. Похоже, они отчаянно пытались приблизить новую эру богов всеми доступными способами.

– Нет, – произнес Аид – его голос пронзил богиню, словно вырвав из странного оцепенения, что овладело ею. – Грядет бойня, – и погибнем не мы. А вы.

Персефона взглянула на Аида и взяла его за руку.

– То, что с тобой произошло, ужасно, – сказала Персефона. – И ты права, говоря, что Зевс должен быть наказан. Ты позволишь нам помочь?

– Для меня нет надежды.

– Надежда есть всегда, – ответила Персефона. – Это все, что у нас есть.

После пары мгновений молчания Аид произнес:

– Илиас, перенеси мисс Сотир в «Рощу болиголова». Там она будет в безопасности.

Женщина напряглась:

– Вы лишите меня свободы?

– Нет, – ответил Аид. – «Роща болиголова» – это убежище. Богиня Геката управляет домом для женщин и детей, подвергшихся насилию. Она захочет услышать твою историю, если ты готова с ней поделиться. Помимо этого можешь поступать как знаешь.

* * *

Персефона была измотана, и боль, нарастающая у нее за глазами, распространилась на виски. Она могла пересчитать по пальцам одной руки те дни, когда спала всю ночь напролет за последние три недели. Она обхватила чашку с кофе ладонями и потягивала напиток, думая об Аиде. Ее сердце сжималось каждый раз при мысли о том, как он нашел ее в их постели разбитой и окровавленной. Его глаза были полны паники и боли. Ей хотелось успокоить его, но единственные слова, что она могла подобрать, сводились к вопросу о ее собственном здравомыслии и восприятии реальности.

А это наверняка лишь усилило бы его раздражение.