Прикосновения Зла (СИ)

Покинув галерею, любовник зесара свернул в просторный коридор, где толпились отслужившие полгода Всадники. Благородные юноши лучших кровей, веселые, беззаботные, яркие личности, не сломленные однообразностью дворцового распорядка, навязанной дисциплиной и принуждающей к беспрекословному повиновению строгостью, разом обернулись и склонили головы. Варрон знал, что перед ним – опора государства: совсем скоро эти парни получат назначения и станут политиками, чиновниками, военными. У них было светлое детство, счастливая юность, которую сменит обеспеченная благами зрелость; у него – только бесконечные проблемы и неясные перспективы. Взысканец ощущал волны насмешливого презрения, исходящие от Всадников, и платил им высокомерной ненавистью.

Вопреки ожиданиям ликкийца, в овальной комнате помимо Клавдия находился лишь понтифекс культа ктенизидов Руф. Итхалец по происхождению, ровесник зесара, он носил курчавую бороду средней длины и прямые светлые усы. Из-под высокой, надвинутой до бровей шапки выглядывали карие, широко посаженные глаза храмовника, в которых застыло надменное выражение, будто он знал все лучше других. Одеяние Плетущего Сети, как он просил себя именовать, состояло из кусков черной и красной материи, сшитых между собой и образующих единый многослойный наряд. В правой руке Руф держал посох с набалдашником в форме паука. Ничто так не раздражало Варрона, как монотонный стук этого жезла о мраморные плиты пола, когда культист перемещался по дворцу. Сейчас ктенизид сидел в кресле, обложившись подушками, и о чем-то негромко беседовал с Клавдием.

Появление в комнате юноши стало полной неожиданностью для обоих мужчин. Руф презрительно поджал губы. С таким же недовольством он, вероятно, посмотрел бы на крысу, которая осмелилась приблизиться к обеденному столу. Клавдий выдавил приветливую улыбку, хотя, на самом деле, не был рад молодому любовнику – зесар всегда считал опасным подпускать к высокой политике незрелых юнцов. История знала множество примеров, когда попустительство и потакание амбициям молодежи имели весьма плачевные последствия для государства.

– Ты что-то хотел, мой мальчик? – мягко спросил Клавдий.

– Я пришел сюда говорить о судьбе девяти отправленных на юг легионов ! – Варрон встал перед мужчинами вполоборота, как подобало оратору, публично защищавшему свои суждения.

– Любопытно, – усмехнулся Клавдий, поглаживая гладко выбритый подбородок. – И какое же мнение ты имеешь на этот счет?

– Не знаю, кто именно посоветовал тебе, Богоподобный, бросить тридцать тысяч воинов против афарских племен, но я могу поименовать его лишь врагом Империи, – взволнованно ответил юноша. – Южный континент – это не только золото и чернокожие рабы, но и плохая вода, засушливый климат, а кроме прочего – страшные болезни. Я читал донесения архигоса Сурены. Он был опытным военачальником и я скорблю о его смерти. Он писал, что конница пустынных дикарей многочисленна, а их длинные стрелы, отравленные ядом, способны пробивать доспехи. Сурена несколько недель преследовал афаров по безводным степям у границ Эбиссинии. Он писал тебе, что там нет ничего, кроме белого известняка и селенита, блестящего в солнечных лучах, да песчаных дюн, образующих облака желтой пыли. Ни куста, ни реки, ни зеленого холма, только песок. Твои солдаты умирали сотнями без воды, от изнеможения и неизвестных нашим врачам хворей. Теряя мужество, они сходили с ума и видели страшные предзнаменования. Выжило лишь пять сотен, но и тех пленили дикари. Меньше десятка воинов смогли бежать и вернуться к форпостам, чтобы поведать о случившемся. И вот идет слух, будто ты намерен отправить туда еще шесть легионов. Я осмеливаюсь вопрошать, Богоподобный, от лица всех тех, кто как и я, не понимает глубины твоей мысли и величия цели – зачем ты посылаешь верных людей туда, где их подстерегает неминуемая гибель?

– Богоподобный, – тихо и зловеще произнес Руф. – Позволь мне, как человеку, только что обвиненному этим юношей в измене государству, разъяснить некоторые простые истины.

Озадаченный Клавдий подпер рукой щеку:

– Разумеется. Признаюсь, я и предположить не мог, что его вдруг начнут волновать военные походы…

– Меня заботят не походы! – разнервничавшийся Варрон, которому ни разу не доводилось выступать на публичных слушаниях, некстати перебил правителя. – А возможное восстание в легионах и гражданская война. Слишком много стало недовольных проводимой тобой политикой, так зачем же плодить новых?

– Ты закончил? – холодно осведомился понтифекс.