Прикосновения Зла (СИ)

– Нет, – юноша хотел было назвать его «старым пауком», но вовремя сдержался. – На севере, в стране нетающего снега, много диких кочевников-оленеводов. Пока их племена разрозненны, но когда-нибудь начнут объединяться против Империи. Ты, Богоподобный, своей безграничной милостью даровал им мир, позволил торговать с нами, однако может случиться и так, что, окрепнув, они примутся жечь наши форпосты и города. Анфипат Аквилии досточтимый Карпос и сар Тиер-а-Лога молодой Нъеррог неоднократно отмечали злобный, мстительный нрав таежных охотников, чей язык столь же непонятен, как и помыслы. Они никогда не забудут, что твой дед и отец вторгались в их земли. Почему бы не нанести сейчас последний, сокрушительный удар? Неужели бесславные смерти на юге предпочтительнее победоносных сражений на севере?

– Ты наконец выговорился? – ледяным голосом спросил Руф. – Теперь же послушай меня. Все мы опечалены кончиной архигоса Сурены. Возможно, ты сожалеешь более других, так как получал от него знаки внимания…

– Это ложь! – вскипел ликкиец.

– Мы понимаем, тебе трудно уяснить, что здесь не веселая пирушка и не городской рынок, где в порядке вещей перекрикивать друг друга, но все же постарайся хранить молчание, пока выступаю с речью я или наш Богоподобный, – ктенизид важно пригладил усы. – Дикари севера также опасны для Аквилии и сопредельных земель, как для тебя анальный зуд. Он появился давно, немного раздражает, но с этим живут – зачастую долго и беззаботно. Оленеводы ненавидят друг друга и никогда, запомни – никогда, не встанут под одни знамена. Если не веришь мне – спроси у Карпоса или Нъеррога, они как раз находятся в Рон-Руане. Империи грозит зло куда более могущественное, чем ты, изнеживший бока на перинах, хотя бы можешь предположить. Если сейчас не отыскать способ его остановить, государство падет и страна превратится в руины. То, что нам нужно, находится у афаров, и мы добудем это любой ценой. Даже если все легионы погибнут среди песков, мы не прекратим поиски.

– Жрецам свойственно рассуждать туманно, – не пожелал отступить глубоко оскорбленный Варрон. – Я говорил прямо и ты тоже говори прямо.

– Только слепой не видит, а глупец – не осознает, что рядом с нами давно поселилось зло, – понтифекс выдержал многозначительную паузу. – Оно проникает в людей, сводит их с ума, вынуждая добровольно расставаться с жизнями. Зло лишает многих самого дорогого – возможности иметь потомство. Благородные Дома угасают один за другим. Мой соратник, эбиссинский мореход, рискуя собой, пробрался в самое сердце афарской земли, где среди ядовитых джунглей смог отыскать лекарство от этого чудовищного недуга. Богоподобный уже несколько месяцев принимает целебное снадобье и чувствует себя лучше. Мы не теряем надежды, что Владыка вскоре окончательно поправится и обретет долгожданного наследника.

Варрон покачнулся, огорошенный и подавленный. Его руки безвольно повисли, а в глазах блеснули слезы. Юноша с трудом мог поверить, что все признания в любви, услышанные от Клавдия, клятвы верности и рассуждения о совместном будущем не стоят больше и плевка.

– Это правда, Богоподобный? – дрожащим голосом поинтересовался взысканец.

– Да, – кивнул зесар. – Я не беседовал с тобой об этой деликатной проблеме, потому что не хотел расстраивать. Мы по-прежнему близки, Варрон, но Империи нужен новый правитель – кровь моей крови. Ты не сможешь мне его подарить. Я лягу с женщиной, с разными женщинами, пока одна из них не понесет от меня. Пойми, среди моих родственников нет никого достойного золотого венца. Я сам воспитаю сына, а если не успею, это сделаешь ты.

– Прошу… Богоподобный, – Варрон говорил, задыхаясь, его голос предательски обрывался. – Позволь мне… уйти сейчас…

– Ступай. Я приду к тебе позже, – тяжело вздохнул Клавдий. – Нам с Руфом нужно еще многое обсудить.

Понтифекс провожал юношу с таким лицом, словно смотрел на огорченного, готового вот-вот закатить истерику ребенка, внезапно лишившегося любимой игрушки. Впрочем, большинство во дворце считали зесарской куклой самого Варрона, к тому же изрядно потрепанной и до оскомины надоевшей. Одни полагали, будто Клавдий вскоре найдет себе мальчика помоложе. Другие, такие, как Руф – особо приближенные к владыке, знали, что его желания теперь касались совсем иных сфер.

Варрон опрометью бежал по коридору… Поступать подобным образом было категорически нельзя. Любое его лишнее слово, неосмотрительный жест, даже нечаянная оплошность мигом становились у дворцовых сплетников вожделенным предметом обсуждения и злословия. Ликкиец находился под постоянным, пристальным надзором сотен любопытных глаз и не имел права на ошибку. Но сейчас все требования этикета стали взысканцу глубоко безразличны. Он бежал, не сдерживая текущих ручьями слез. Ему кланялись и это только приумножало боль…