Приливы войны

Безрассудство этого порыва было очевидно для более трезвых голов офицеров. Но порыв оказался таким страстным, что ни один человек даже не попытался остановить его. Теперь Алкивиаду предстояло противостоять этому умопомешательству, причём не имея опоры в заслуженном доверии, добытых совместно победах, достигнутом уважении. Ему следовало надеяться только на собственные силы.

   — Люди, если мы поплывём сейчас, то легко свергнем наших врагов дома и установим правительство, послушное нам и нас удовлетворяющее.

Вновь одобрительные возгласы. Он поднял руку, успокаивая своих слушателей, и попросил выслушать его до конца.

   — Но что мы оставим после себя здесь, в Эгейском море? Подумаем же об этом, братья! И если мы найдём решение, которое вы посчитаете мудрым, то ни часу не задержимся здесь!

Шумное, радостное одобрение, приветственные крики.

Алкивиад вновь призвал собрание к порядку. Именно эту фразу он подготовил заранее, и она произвела ожидаемый эффект. Он добился, чтобы, каждый человек своим необузданным, сердцем ощутил ту внутреннюю независимость, которая отличает свободных людей от рабов, и воскресил в себе того, кем был, — здравомыслящего человека, способного на обдуманные, взвешенные поступки. Теперь, решил он, попробуем поставить себя на место наших врагов.

   — Допустим, что мы — это Миндар, спартанский командующий в Милете, который узнал, что мы решили отплыть домой. Вспомните, друзья, что в этой толпе наверняка есть его соглядатаи. Они немедленно сообщат ему обо всём, что мы сейчас говорим.

Хладнокровно и разумно Алкивиад поведал о тех возможностях, которые получит враг, как только мы уведём флот. Он сказал, что тот ухватится за эти возможности. Алкивиад обращался к слушателям не как стратег к своим войскам, но как офицер, советующийся со своими коллегами, как государственный деятель в дискуссии перед ekklesia.