Зрители «Разговора начистоту», должно быть, замерли у своих телевизоров.
На режиссерском пульте с полминуты царило полное оцепенение. Толко после этого ассистент сообразил дать в эфир заставку с видом ночной Москвы, а звукорежиссер включил песню «Московские окна», к счастью, оказавшуюся на магнитофоне. А когда песня закончилась, на экране вновь возникло лицо Евгении Альшиц.
- Сейчас вы могли убедиться, что наша программа действительно идет «живьем», - сказала она как ни в чем не бывало. - Мы продолжаем наш разговор начистоту, и прежде всего мне хочется спросить у Якова Фуксова, что вызвало у него такую бурную реакцию.
Камера крупно показала всклокоченного художника.
- Мне бабушку стало жалко, - сказал он.
- Какую бабушку?
- Которая хотела картошку на даче посадить.
- Хорошо, оставим это на суд зрителям. Поговорим о вас как о художнике. Какой была ваша последняя работа?
- Вы ее только что видели.
- Вы имеете в виду свалку, которую устроили?
- Да. У каждого художника свой способ самовыражения. Мне не нужны ни холст, ни краски. Я творю в самой жизни.
- Но то, что вы творите, скорее всего, интересно милиции.
- Ну и что? У каждого художника свой зритель.
После этого разговор с Фуксовым потерял для Евгении всякий интерес. Большего эффекта, чем тот, который произвела драка в студии, добиться было невозможно. К тому же до конца эфира оставалось всего двадцать минут, а у Евгении был еще один гость. Вернее, гостья. Она тихонечко сидела в стороне с неопределенной улыбкой на пухлых губах.
- Сегодня для разговора начистоту, - сказала Евгения, поворачиваясь к ней, - я пригласила не просто очаровательную молодую женщину, а еще, как раньше любили выражаться журналисты, человека интересной судьбы.
Ее судьба и уникальна, и типична. Впрочем, сейчас вы в этом убедитесь сами, став свидетелями разговора с этой женщиной, которую друзья до сих пор зовут ее школьным прозвищем - Миледи…
Год 1994-й. Тимур
На улице у выхода Жанну окружила стайка юных поклонниц с цветами.
Цветы Жанна передала Боре Адскому, а сама, несмотря на усталость, одарила всех желающих автографами. Потом они с Борей двинулись к машине. Вот тут-то и произошла встреча, перевернувшая всю ее жизнь. Но тогда она об этом не догадывалась. Просто на ее пути откуда ни возьмись появился стройный молодой человек с буйной гривой иссиня-черных волос и тонким лицом принца из восточных сказок.
- Извините, - сказал он, - я без цветов, но зато с интересным предложением.
«Знаем мы эти интересные предложения, - подумала Жанна. - Машина, ресторан, приглашение в загородный дом, попытка затащить в постель. Ведь все артистки - бляди. Знаем, все это мы уже проходили».
- Отпадает, - сказала Жанна. - Я на ногах не стою.
- Мое предложение можно обсудить сидя.
- Дорогой, - вмешался Боря Адский, - вам же ясно сказано: артистка устала.
- Вы ведь не ее папа? Она сама может решить, - вежливо ответил незнакомец и вновь обернулся к Жанне. - У меня к вам деловое предложение. Я Тимур Арсенов. Это вам что-нибудь говорит?
Господи, кто же из эстрадников не слышал про Тимура! Лучшие видеоклипы Лаймы Вайкуле, Валерия Леонтьева, Софии Ротару были сделаны этим молодым режиссером, недавним выпускником Института кинематографии. К нему стояла живая очередь из звезд, и далеко не со всеми он соглашался работать. То, что клипмейкер мирового уровня сам обращался к артисту с деловым предложением, было уже само по себе неслыханной удачей. Жанна и Боря Адский сообразили это в одну секунду и обменялись понимающими взглядами.
- Вообще-то у нас столик в «Праге» заказан, - сказал Боря. - Может, присоединитесь?
Тимур даже ухом не повел, выжидательно глядя на Жанну.
- А что? Неплохая идея, - сказала она. - Вы как?
- Чего хочет женщина, того хочет Бог, - ответил Тимур без улыбки.
Швейцар в «Праге» с сомнением посмотрел на стоптанные кроссовки и джинсы Тимура. Но того это ничуть не смутило. Будучи свободным художником, он плевать хотел на все условности и мог явиться на официальный прием одетым так, как обычно одеваются, когда едут за грибами.
Арсенов родился в Дербенте. Отец его был лезгином, мать - кумычкой. Среди его родни попадались и лакцы, и даргинцы, и аварцы, и чтобы не путаться в долгих объяснениях, Тимур называл себя просто горцем. Еще сопливым пацаном он замечательно танцевал на свадьбах, что и определило его дальнейший путь в искусство. Тимура еще школьником звали в Ансамбль народного танца Дагестана, но он с седьмого класса всерьез заболел кино. Когда родители переехали в Махачкалу, Тимур вступил в клуб любителей кино при Дворце профсоюзов, где успел к окончанию школы пересмотреть множество фильмов и перелистать горы специальной литературы.