Примаков

Я догадывался, о какой горячности и о каких срывах шла речь. Летом 1920 года Буденный наступал на Броды, Якир – на Почаев, а червонные казаки Примакова – на Подкамень. Памятные места! Вот летит на коне адъютант Ворошилова – Роман Хмельницкий. Приглашает Примакова в штаб Конной армии. А Виталий, очевидно чем-то ранее ущемленный, сгоряча ляпнул: «Я подчинен не Буденному, а Якиру. И то временно. Если я кому нужен, пусть едет сюда!..»

Да, слово не воробей… Это было. Факт, не говорящий в пользу нашего командира. Опять, видать, выпустил свои коготки теперь уже двадцатидвухлетний «Печенег»… Но этакое бывает и с более зрелыми людьми. Случается и похуже. И в то же время надо прямо сказать, не всем близок второй дар Прометея – забвение. И забвение смерти, и забвение зла…

Смотрел я тогда на своего старшего боевого товарища и думал – что сирота, это верно, но неверно, что ты придорожный горох. Правда, не было уже с нами великого Ленина. На II съезде Советов Владимир Ильич со своей ораторской трибуны обращался и к незаметному делегату – солдату 13-го запасного полка из Чернигова. Спустя два года он уже хорошо знал Примакова и его бойцов. Не только знал, но настоял на том, чтобы в состав Ударной группы, этого надежнейшего заслона Тулы и Москвы, были включены червонные казаки Советской Украины. Ленин в телеграммах Орджоникидзе с решающих участков фронта не раз встречал хорошо известное ему имя Примакова.

Свою горячую любовь и преданность Ленину Примаков внушил и всем червонным казакам. В 1922 году он телеграфировал в Москву: «По поручению бойцов доношу – червонные казаки считают, что товарищ Ленин может ехать в Геную не раньше, чем туда вступит Красная Армия».

Не было с нами и великого полководца ленинской школы Фрунзе, который высоко ценил боевые качества украинской конницы. Но здравствовала большевистская партия. Жил еще Серго Орджоникидзе, который провожал Примакова в снежный рейд на деникинские тылы и потом писал Ленину: «Червонные казаки действуют выше всякой похвалы».

Еще гремели на базарных майданах Украины вещие голоса ее лирников и звенели струны их задумчивых бандур:

Ой, чого ж ви пожурились, степи України?

Пожурились, посмутились, бо нас пани вкрили.Повставайте та звільняйтееь від паства, кріпацтва.Дожидае нас, врятує червоне козацтво!

Ой, почули козаченьки тугу степовую,Веди, батьку Примайченко, мы степ урятуем…

Успокоившись, Виталий снова сел на скамью. Стал предугадывать, чем нам придется заниматься там, за тридевять земель. Он ясно себе представлял, что Афганистан не Китай. Ни о какой военной работе не могло быть и речи. И знал он хорошо, что Кабул – это стык наших и английских интересов на Среднем Востоке. Что если там и предстоит война с силами коварного Альбиона, то война негласная, война неприметная для простого глаза. А это уже была новая для него сфера. Правда, неизведанная, но он ее не страшился. И хотя считал, что и здесь, на Родине, есть еще для него широкое поле деятельности, он готов был всего себя отдать борьбе на новом поприще. Знал и то, что больше, нежели дома, там будет у него досуга.

Предвкушая встречу с многообразием восточной экзотики, он с восторгом говорил о том, что вот там наши перья разгуляются… Надо прямо сказать, вот той самой экзотикой и «завербовал» меня Виталий Маркович в свое закордонное турне.

В то время имя Примакова-литератора уже было широко известно не только в военных кругах. «Рейды червонных казаков», коллективный труд «Червонное казачество», рассказы о Китае – «Записки волонтера», затем книжка «Митька Кудряш».

В образе обаятельного рядового бойца Митьки Кудряша вожак червонных казаков, сменив клинок на перо, показал широким кругам советских читателей мужественный характер, чистую душу украинского парня, который не только делом, но и словом до последнего вздоха боролся за святое народное дело, за дело Ленина. Тем еще привлекательно это небольшое по объему, но значительное по своему звучанию произведение, что оно переполнено безграничной любовью автора, я бы сказал, нежностью, к тем, кого приходилось ему посылать повседневно в бой, в огонь, на смерть.

Под умелой рукой Примакова громили врага тысячи бойцов. Каждый из них жил в его мудром и горячем сердце. Жил не аморфной личинкой, а целеустремленной и ярко выраженной личностью. Таким вот и был герой его задушевного повествования, червонный казак Митька Кудряш, не личинка, а личность – рядовой представитель героической украинской конницы.