Примаков

— Он удивительно быстро учился и умел в очень короткий срок вникнуть в суть проблемы, которой он до сих пор не занимался, — говорил Валентин Зорин. — Очень хваткий ум, очень четкое мышление и умение увидеть суть. У нас не было принято одарять друг друга комплиментами. Я писал статью, показывал ему. Он, проглядев ее, говорил: «А чего ты написал пять страниц, когда хватило бы полутора?» И быстро отчеркивал в рукописи: «Вот это нужно, остальное — шелуха». То есть мгновенно разбирался в тексте, хотя тогда он был востоковедом, а я американистом, а статья была посвящена Америке. Это не мешало мне почти всегда, если только не взыгрывало самолюбие, соглашаться с его оценкой. Мы были тогда друзьями, а я влюбчив — не только в женщин, но и в друзей. Мне он казался выдающимся, замечательным человеком. Если вспомнить отношение к нему коллектива, тех, кто с ним работал, то это было уважение и восхищение. Главным редактором вещания на арабские страны он был назначен, будучи самым молодым в этом коллективе. А там работали умудренные востоковеды, арабисты. Его назначение они приняли с удовольствием и с огорчением с ним прощались.

— Как выглядел тогда Примаков? — спросил я Томаса Колесниченко.

— Он был худой, — ответил Колесниченко. — Веселый, всегда улыбающийся, в хорошем настроении, дружелюбен необычайно. Коммуникабелен, обаятелен. Он очень всем нравился, особенно женщинам…

В те далекие времена молодой Примаков, как человек с Кавказа, был вспыльчив и горяч. Он был утонченно внимателен к женщинам и был готов драться, если ему казалось, что кто-то бросил косой взгляд на его женщину.

Но как выяснилось, Примаков нравился отнюдь не всем.

В 1958 году его включили в группу журналистов, которые освещали визит Никиты Сергеевича Хрущева в Албанию. Первого секретаря ЦК КПСС сопровождали министр обороны маршал Родион Яковлевич Малиновский, член президиума ЦК Нуритдин Акрамович Мухитдинов (бывшего руководителя Узбекистана Никита Сергеевич забрал в Москву, считая, что в руководстве страны должен быть представитель Средней Азии, его же использовал для контактов с исламскими странами) и множество помощников. Поездка за границу, да еще в свите Никиты Сергеевича, была большой честью. Но после Албании Примаков попал в невыездные. Было такое понятие — люди, которым запрещался выезд за границу. Причем официально это не признавалось, и невозможно было получить объяснение: почему меня не пускают? Просто говорили: поездка нецелесообразна. Невыездной — значит неблагонадежный…

— Были мы молодые, уверенные в себе, — рассказывал Валентин Зорин. — Примаков стал неугоден сектору радиовещания идеологического отдела ЦК КПСС, потому что отстаивал то, что считал правильным, а не делал то, что ему говорили. Так что жизнь далеко не всегда ему улыбалась…

Эта история не красит иновещание. Ушел Примаков, потом Виталий Журкин, еще один будущий академик и директор Института Европы.

— Примаков всегда умел ладить с начальством. А что тогда случилось?

— Это тоже миф, что Примаков подлаживается под каждое руководство. Он подошел тому руководству, которое взялось за серьезную ломку старого. Ему не нужно подстраиваться ради карьеры. Он может отстаивать только то, во что сам верит.

«Я весьма осязаемо почувствовал скверное отношение ко мне заведующего сектором ЦК, — писал Примаков. — Может быть, ему не понравилось мое выступление на партсобрании, может быть, были какие-то другие причины, но я фактически оказался невыездным. “Рубили” даже туристические поездки.

Тогда же была запущена легенда о моем происхождении. Мне даже приписали фамилию Киршенблат. Позднее я узнал, что в других “файлах” мне приписывают фамилию Финкельштейн — тут уж вообще разведешь руками, непонятно откуда».

Ведь как забавно бывает в жизни. Человек, который выдавил Примакова с иновещания, заведующий сектором радио, со временем уступил свое место в аппарате ЦК Александру Николаевичу Яковлеву, тот станет другом Примакова и приведет его к Горбачеву в Кремль. Формально Евгения Максимовича не уволили, он ушел сам. И вот счастливый случай. Валентин Зорин позвонил своему однокашнику — Николаю Николаевичу Иноземцеву, который был тогда заместителем главного редактора газеты «Правда» и занимался как раз международной тематикой:

— У нас есть талантливый парень.

— Приводи, — ответил Иноземцев. — Только попозже, когда я полосы подпишу.

Полосы в «Правде» в те времена подписывались часов в двенадцать ночи. Зорин и Примаков приехали в редакцию в полночь. Просидели до двух часов ночи. Примаков понравился Иноземцеву. Николай Николаевич сказал:

— Я вас беру. Но в силу некоторых аппаратных причин сразу принять вас на работу в «Правду» я не в состоянии. Вам надо несколько месяцев где-то пересидеть.

— Где?

— В Институте мировой экономики и международных отношений, — придумал Иноземцев. — Вы же кандидат наук. Я позвоню директору — Арзуманяну и договорюсь, а вы подайте на конкурс — этому никто воспротивиться не сможет.