Ее взгляд вернулся к профилю Оливии. Когда та едва не потеряла сознание и мужчина снял с нее шейный платок, Тори заметила ужасный шрам на шее Оливии. Впечатляющий шрам, Тори гадала, что могло оставить такой след.
Оливия изящно забросила удочку, и приманка оказалась далеко от лодки, почти у самой отмели. Оливия держала удилище правой рукой и медленно вытаскивала леску левой. Леска ложилась большими кругами возле ее ног. Тори заметила шрамы на запястьях Оливии. Неужели она пыталась покончить с собой? Тори читала в романах, что эффективнее резать вены вдоль, а не поперек, если ты действительно хочешь совершить самоубийство. Она тоже порой думала о самоубийстве. Если бы она была по-настоящему религиозной или верила в то, что после смерти встретится со своей матерью, тогда, возможно, ей бы хватило смелости сделать это.
Оливия забросила удочку дальше от лодки. В лучах заходящего солнца засверкали капли воды.
В голове Тори всплыли слова из рукописи матери…
Невысказанные вопросы, маячившие на периферии ее сознания, подобрались ближе, когда она думала о сержанте из Уотт-Лейк. О трехглазой приманке из рукописи матери. Тори украдкой посмотрела на отца. Тот с каким-то непонятным выражением лица внимательно смотрел на Оливию.
У Тори сдавило грудь. Заболел желудок. Она отвернулась, испытывая острое желание расплакаться. Потом сосредоточилась на гагаре неподалеку. Птица смотрела на них красным глазом, ее клюв напоминал бритву.
Отец Тори снял с бедра фляжку и предложил ее Оливии. Она отказалась, но он возразил:
– Да ладно вам. Холодно ведь. Это вас согреет.
Оливия замялась, потом протянула руку, взяла у него фляжку, сделала глоток и вернула ее. Тори казалось, что вокруг нее бурлит чернота. Она подумала о своей красавице-матери. Ее мама взяла бы с собой термос с какао. И еще печенье или домашние банановые маффины с шоколадной крошкой. Темнота поднялась выше, вымывая боль и горе, заполняя гневом пустоту в груди Тори.
Она злилась на Джулию Борсос, которая сказала, что Тори набирает вес и именно поэтому не нравится мальчикам. Тори
– Куда ты ходил? – пробормотала Тори, не глядя на отца.
– Что?
– Сегодня, когда вышел погулять?
Отец сделал еще глоток из фляжки и закрутил крышку.
– Я прошелся до кемпинга, чтобы осмотреть окрестности.
– Зачем?
– Просто чтобы представлять, где что находится.
– Зачем ты взял два револьвера?
Глаза отца вспыхнули. Тори осталась довольна собой.
– Я не…
– Взял. Один сейчас у тебя в сапоге, а другой – в кобуре под рубашкой, верно?
Отец медленно сглотнул, в его глазах загорелся огонек. Оливия смотрела на него во все глаза.
Тори снова поставила себе плюс. Она выставила папу в плохом свете. Теперь он не понравится этой несостоявшейся самоубийце.
– Не так легко получить разрешение на легкое огнестрельное оружие, – заметила Оливия, снова забрасывая удочку и повторяя изящные удлиненные дуги над водой.
– Вы правы, это нелегко.
Оливия бросила на него еще один взгляд, но промолчала.
– Почему ты снова звонил Мэку? – Тори продолжала гнуть свою линию. Она уже не могла остановиться.
Отец, не говоря ни слова, встретился с ней взглядом, потом нагнулся к дочери.
– Почему бы тебе не подержать удилище? Следи за поплавком. Если он неожиданно уйдет под воду, подними конец удилища и осторожно потяни леску. – Его голос был суровым и низким, глаза сузились.
Тори сглотнула.
– Я не хочу ловить рыбу.
– Давай, возьми удилище.
– Нет.
Молчание. Их взгляды боролись.
– Я вообще не понимаю рыбалку. – Тори крепко обхватила себя руками.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Оливия, сматывая леску.
– Вы же выбрасываете рыбу в воду, так зачем вообще ее ловить? Я не вижу в этом смысла. Я бы лучше убила эту рыбу. И я не понимаю, зачем вообще мы отправились в это дурацкое путешествие.
Переливающееся насекомое приземлилось к ней на колени. У него было тонкое, прямое тельце с черными и голубыми полосками. Голубой цвет был таким насыщенным и ярким, что казался ненатуральным. Крылья были почти прозрачными, глаза напоминали большие шары. Маленькое тельце пульсировало, крылышки дрожали.
– Вот это да, – удивился отец. – Стрекоза в это время года – это необычно.