Коул сжал губы.
Оливия отвернулась, думая о материнстве. Дети, младенцы. Потеря. Боль могла быть огромной, перехватывающей дыхание. Для нее все это было в высшей степени мучительно. И до сих пор мучительно.
Каждой клеточкой существа Оливии хотелось узнать, что случилось с ее ребенком. Но она знала, что поступила правильно, отдав малыша на усыновление. Она не стала бы хорошей матерью. Только когда она приехала в Броукен-Бар и начала обретать покой, у нее появилась уверенность в том, что она достаточно нормальная, чтобы воспитать ребенка. Так было до недавнего времени. Пока к ней не начали возвращаться воспоминания. И она поняла, что это невозможно.
Ей хотелось сказать Коулу, что она понимает. Что и она потеряла семью. Что ее дочь – где бы она ни была – сейчас чуть старше Тая и Джимми.
– Будь осторожен, Коул, – негромко сказала она. – Ты же не хочешь держаться за это слишком сильно.
Она помолчала и добавила:
– Ты же не хочешь быть таким, как твой отец.
Коул вытаращился на нее. Потом фыркнул.
– Забавно, что ты иногда можешь видеть так много в других и так мало в себе самой. – Он помолчал немного. – А что насчет тебя, Лив?
Второй раз он назвал ее так.
– Пытаешься убежать от этого?
– Ты о чем?
– О твоем прошлом. Ты меня едва не убила, но не хочешь говорить о нем.
Она неожиданно встала, отряхнула джинсы.
– Мне действительно пора. У меня еще есть дела. Надо починить ограду, а потом меня ждут наши гости. Я иду с ними на рыбалку в качестве инструктора. К тому же несколько гостей забронировали столики для ужина в большом доме. Мне нужно помочь Джейсону.
Оливия попыталась идти ровно по изрытой колеями тропинке, но ноги у нее были ватными, как будто не принадлежали ей. Коул Макдона разгадал ее, как разгадывал других людей в своих книгах, снимая слой за слоем, открывая такие вещи, которые ей удавалось прятать годами.
Она неожиданно остановилась и повернулась к нему.
– Я выяснила, кто оставил газету и приманку, – сообщила Оливия, пытаясь снова обрести почву под ногами, показать, что она в своем уме. – Это новый гость, которого я регистрировала. Вещи принадлежат ему.
Коул встал.
– Позволь мне помочь тебе с оградой.
– Нет.
– Мне это не нравится. Женщина наедине с вооруженными сквоттерами или браконьерами.
– И это говорит тот, кто описывает людей, живущих на лезвии бритвы.
Коул открыл было рот, но Оливия уже развернулась, глубоко вздохнула и сосредоточилась на широких, ровных шагах, возвращаясь к своей лошади. Эйс бежал за ней по пятам. Оливия чувствовала, как взгляд Коула прожигает ей спину, ощущала его потребность в ее откровенности. Она понимала, что обязана поступить так же, раз уж он поделился с ней. Но большего она предложить не могла. Он и так подобрался слишком близко к самой хрупкой части ее существа, той человеческой части, которой отчаянно хотелось поделиться, прикоснуться и почувствовать прикосновение, ощутить, что ее обняли.
Поэтому Оливия не стала оборачиваться. Она не знала наверняка, что именно произошло между ними у амбара, но парадигма ее мира опасно изменилась.
Оливия оседлала Спирит и пустила ее легким галопом. Когда они поднимались на кряж, Оливия увидела в долине столб пыли. По грунтовой дороге к большому дому несся сверкающий черный джип. Нортон Пикетт. Адвокат Майрона. Должно быть, он вез новое завещание. Внимание переключилось, и Оливия пришпорила кобылу.
Когда сержант вышел из ее кабинета, доктор Беллман подалась вперед, нажала на кнопку вызова и попросила ассистентку принести медицинскую карту Гейджа Бертона.
Она быстро перелистала страницы, снова изучая расположение его опухоли, ее прогрессирование. Невролог обратила внимание на то, что Бертон пропустил назначенный визит.
Она перекатывала ручку между пальцами, обдумывая то, что ей только что сказал полицейский.
Врач взяла телефон, набрала домашний номер Бертона.
После третьего гудка включилась голосовая почта. Возможно, потому, что его не было в городе, как сказал сержант. Тогда доктор попробовала набрать мобильный номер. Тут голосовая почта включилась сразу, сообщив, что он вне зоны действия сети. Доктор Беллман немного посидела, привычно перекатывая ручку между пальцами.
Однажды, в самом начале ее карьеры, случилось так, что если бы она вмешалась, то могла бы спасти ребенка. Вместо этого она действовала строго в соответствии с врачебной этикой. Ребенок умер. Тогда доктор пообещала себе, что, если речь снова пойдет о жизни ребенка, она рискнет и предупредит кого следует. Она обойдет бюрократию. Ну не может она позволить, чтобы такое повторилось. А у Бертона появились симптомы, которые ее беспокоили.
Доктор Беллман снова набрала номер его мобильного, и на этот раз оставила сообщение, сказав, что Бертону необходимо зайти к ней.