Крик прорезал ночь.
Коул вскочил, развернулся, с грохотом поставил стакан на перила.
Он помчался по тропинке через рощицу качающихся на ветру деревьев. Ветер швырял в него сломанные ветки.
Одним прыжком он оказался на ее крыльце. В домике было темно. Коул только нащупал ручку двери, как чья-то рука крепко обхватила его за шею, перекрывая дыхание, оттаскивая назад. К горлу прижалось холодное лезвие.
– Стой там, где стоишь, мать твою. Думаешь, что можешь пугать меня, ублюдок…
– Оливия, – спокойно, негромко сказал Коул, но сердце предательски выскакивало из груди. – Все в порядке. Это я. Тише, тише, просто опусти нож.
Оливия не шевельнулась. Из ее горла вырывалось хриплое дыхание. Казалось, она не могла даже думать, она была не в силах вернуться из того места, куда ее увели воспоминания.
Очень медленно Коул протянул руку, сжал запястье той руки, в которой Оливия держала нож, и с трудом отвел лезвие от своей шеи. В ней была сила безумия.
– Тише, – повторил Коул. – Тише.
Он развернулся к Оливии лицом.
Она крепко прижала руки к бокам, по-прежнему сжимая нож в правой руке. Ее рот был открыт. Оливия задыхалась. Взгляд дикий. Волосы спутались и были мокрыми.
Ее банный халат распахнулся. Под ним на ней ничего не было. По шее Коула потекло влажное тепло. Он коснулся шеи пальцами и увидел на них свою кровь.
Оливия уставилась на кровь на его пальцах, потом вгляделась в его черты. На ее лице отразилось смущение.
– Поговори со мной, Оливия, – негромко попросил Коул. – Что произошло?
Оливия как будто не знала или не могла сосредоточиться. Она покачнулась, словно собиралась упасть в обморок.
– Вот. – Коул протянул руку. – Я собираюсь дотронуться до тебя. Согласна? Я сейчас уведу тебя в дом. Можно? Ты позволишь мне дотронуться до тебя?
Коул медленно подошел к ней, обнял за плечи и повел в дом, закрыв за собой дверь. Он вынул нож из руки Оливии и положил его на шкафчик.
В гостиной лампы были потушены, только оранжевое пламя печи освещало комнату. Из-за двери в спальню раздалось царапанье и подвывание.
Коул напрягся.
– Где Эйс, Лив?
– Т… там.
Он быстро подошел к двери и открыл ее.
– Нет! – закричала она. – Туда… нельзя. Моя спальня.
Коул замер.
Она так и не запахнула халат. В медном свете огня он увидел большие шрамы на ее грудях. Страшный шрам вокруг шеи. Шрамы на бедрах и голенях. Его взгляд медленно опустился к ее ступням.
Не хватает нескольких пальцев, другие частично ампутированы. Это объясняло ее неловкую походку.
Весь ужас того, что Себастьян Джордж сотворил с ней, предстал перед Коулом, отпечатанный на ее теле.
У него свело мышцы. В нем кипели сострадание и слепая ярость. И в это мгновение он понял, что готов на все, только бы защитить эту женщину. Эту сильную, невероятную, соблазнительную, добрую, щедрую женщину, которая была настолько разрушена и охвачена стыдом, что даже не могла позволить ему любить ее.
Оливия осознала, что Коул ее разглядывает, и вздрогнула. Она побелела и начала завязывать халат. Ее пристыженное, смущенное лицо убило Коула.
– Что у тебя в спальне? – мягко спросил он.
– Пустяки. Убирайся отсюда. Я в порядке.
Это он уже слышал.
– Эйсу надо выйти. Можно я открою дверь и выпущу его? Мне нужно убедиться, что с ним все в порядке.
На лице Оливии снова появился ужас, когда ее взгляд упал на дверь спальни. Коул даже испугался, что Оливия может броситься вперед.
Он осторожно открыл дверь. Из спальни, виляя хвостом, выбежал Эйс и направился прямиком к хозяйке.
Оливия присела на корточки, обняла его, обхватила, прижала к себе, уткнулась в его шерсть. Пес принялся лизать ее лицо.
Глаза Коула повлажнели от эмоций, а в крови бурлил адреналин. Он быстро вошел в спальню и в ужасе застыл.
Поперек белой простыни губной помадой были написаны слова:
Рядом с надписью лежала ветка шиповника с красными ягодами.
Коул быстро осмотрел комнату. Окно было закрыто. На полу стояли сумки. Ящики были пусты. В ванной сыро и жарко после недавно принятого душа, пол был мокрый.