Принесенный ветром

Я вгляделась в лицо юной жены Медичи, восседавшей на белой лошади. Фотография была старая, черно-белая, но достаточно четкая, дающая возможность составить собственное мнение и о творении Вазари, и о модели художника. Высокий лоб, украшенный жемчужной нитью, умное лицо, серьезный, чуть высокомерный взгляд карих глаз. Наверное, если б не родители, этой девушке и в голову бы не пришло выходить замуж за ужасного герцога Медичи. Их совместная жизнь продолжалась всего год, детей в этом браке не было, их герцогу родила любовница.

Но вернемся к истории диптиха. Из немецкой статьи я узнала, что до Второй мировой войны обе картины находились во Франции, в одном из частных собраний. Во время оккупации вместе с другими предметами искусства их вывезли из разграбленного Парижа в Германию. Там творение Вазари попало в коллекцию Геббельса – большого ценителя живописи. После разгрома фашистской Германии след портретов супружеской пары теряется. О том, что они могли попасть в Россию, автор статьи не упомянул. Хотя почему бы нет? В качестве трофеев из Германии солдаты и офицеры привозили все что угодно: одежду, постельное белье, посуду, статуэтки, оружие. Каждый брал то, что ему перепадало. Почему бы кому-то и не привезти картины? Вынул из рам и упаковал холст в чемодан, тем более что размеры их совсем не велики. Возможно, картину привез в Советский Союз прадедушка Жучкина, но более вероятно другое: картину собиратель иппической живописи купил у потомка советского офицера, дошедшего до Берлина. Почему он не купил вторую половину диптиха? Да потому что у продавца ее не было. Возможно, ни продавец, ни покупатель даже не догадывались о существовании портрета юной Маргариты Пармской. И думаю, что Жучкин приобрел портрет отнюдь не за те деньги, которых картина на самом деле стоит. Подозреваю, что он достался ему достаточно дешево. Может, он не станет слишком настаивать на поисках вора?

С этой обнадеживающей мыслью я отправилась на кухню варить себе кофе. А когда вернулась с чашечкой любимого напитка, распространявшего по квартире дивный аромат, позвонил Киря и выложил мне обещанную информацию:

– Картину у Жучкина не просто украли, ее заменили копией.

– Зачем? – удивилась я.

– Чтобы не сразу обнаружили пропажу.

– Но Жучкин-то обнаружил, и сразу.

– Не сразу, а на следующий день, – поправил меня Володька. – Он бы сто лет ничего не выявил, если б не собрался картину продавать.

– Значит, и ему не захотелось всю жизнь лицезреть эту порочную физиономию, – произнесла я. – Даже несмотря на лошадь.

– Чья порочная физиономия? И почему несмотря на лошадь? Ах, да, герцог был на лошади. Кстати, а ты откуда знаешь? – с подозрением спросил он.

– Так в Интернете посмотрела, Володька, – хихикнула я. – Ну не я же ее украла, эту дурацкую картину!

– Понятно, что не ты, – добродушно согласился Киря, но потом слегка повысил голос: – И прекрати перебивать, Танька, когда старшие говорят. Не сбивай меня с мысли.

– Я вся внимание, Володечка.

Киря поведал мне, что копия была сделана так искусно, что Вениамин Альфредович мог бы счастливо прожить с ней всю жизнь, ни о чем не догадываясь. Но так как ему требовались деньги, и не малые, на проведение предвыборной кампании (если вы помните, он собирался баллотироваться в думу), он решил продать одну из своих картин. Жучкин остановил свой выбор на портрете ужасного герцога Медичи. Возможно, ему, как и мне, не нравился этот тип. А может быть, это было самое дорогое полотно, и если б он не решил от него избавиться, ему пришлось бы отказаться от двух других картин. Вот незадача! Жучкину нужны деньги, чтобы избраться в думу, а значит, он будет землю носом рыть, чтобы найти своего Медичи.

– Вот он и вызвал эксперта, ну, чтобы тот оценил картину, – продолжал Киря. – Эксперт его и огорошил, мол, слушай, дружочек, твой хваленый герцог шестнадцатого века – явная липа века двадцать первого.

После этих его слов мне в голову пришла интересная мысль. Я сказала:

– А если эта картина всегда была такой?

– Какой – такой? – не понял Володька.

– Поддельной. Что если Жучкин купил подделку, думая, что она настоящая?

– Э, нет, похоже, что картина изначально была нормальная. Понимаешь, Танюха, копия оказалась совсем свежей. На ней даже краска до конца не просохла. Каков наглец этот вор! Обычно создатели подделок стараются состарить холст, чтобы комар носа не подточил. А этот жулик даже не потрудился состарить картину. Думал, что Жучкин еще сто лет ничего не заметит, коли написано похоже. И без хлопот продал бы картину. Жучкин бы и не заметил, если б не эксперт.

– Наглец, – поддакнула я. – Теперь продать не сможет.

– Ошибаешься. Если крал на заказ, отдаст заказчику – и всего делов-то! Ищи-свищи тогда. Нигде не всплывет. А за Жучкина ты не переживай, продаст другую. Или не выберут его в думу. Может, это и к лучшему, а, Тань?

– Может, и к лучшему, – согласилась я.

Будущее Жучкина меня нисколько не волновало. Мне было важно только одно: чтобы Ольга успокоилась и перестала вспоминать о моем участии в этом странном деле.